ПОСЛАНИЕ О ФОРТУНЕ

ПОСЛАНИЕ О ФОРТУНЕ

ТОГО ЖЕ ИНОКА МАКСИМА ГРЕКА ПОСЛАНИЕ К НѢКОЕМУ ИНОКУ, БЫВШЕМУ В ИГУМЕНѢХ, О НЕМЕЦКОЙ ПРЕЛЕСТИ, ГЛАГОЛЕМѢЙ ФОРТУНѢ, И О КОЛЕСѢ ЕЯ

ТОГО ЖЕ ИНОКА МАКСИМА ГРЕКА ПОСЛАНИЕ К НЕКОЕМУ ИНОКУ В САНЕ ИГУМЕНА О НЕМЕЦКОЙ ЛЖИ, ИМЕНУЕМОЙ ФОРТУНОЙ, И О КОЛЕСЕ ЕЕ

Многымъ сущимъ считаемымъ от божественаго апостола свойством и дѣйствомъ неложныя и съвръшеныя любви,[1] яже по Бозѣ — еже не радоватися о неправдѣ, сърадовати же ся истинѣ показателнѣе азъ мню знамение ея. Съй бо въистину вѣренъ и истиннѣйши другъ,[2] иже радуется убо от всея души о исправлениих и благопоспѣшениихъ друга своего, акы о своих си; скръбитъ же пакы, егда узритъ его или о спасителных заблужающа благочестиа апостольскых догматъ и отечьскыхъ преданий, или в нѣкых житейскых бѣдахъ падша; иже и боля за друга своего, тщится всякымъ образом пособити ему и въ пръвое познание истины привести его. Сею убо и аз любовию связанъ къ твоему преподобъству, възлюблене ми брате, неправдуя явлюся въистину въ законы святыя любви, аще умлъчю, о них же слышу тя вслѣд идуща еллинскаго, и халдѣйскаго, и латынскаго, бѣсы обрѣтенаго учительства.[3]

Многие называет божественный апостол свойства и проявления истинной и совершенной любви в Боге — из них не радоваться неправде, а вместе радоваться истине я считаю наиболее показательным признаком. Тот воистину верный и истиннейший друг, кто от всей души радуется исправлению и преуспеянию друга своего, как своему собственному; и, напротив, скорбит, когда увидит, что он или уклоняется от спасительных апостольских догматов благочестия и отеческих преданий, или впал в какие-нибудь житейские беды; кто, соболезнуя другу своему, старается всяким способом помочь ему и к первоначальному пониманию истины вернуть его. Такою любовью и я, будучи привязан к твоему преподобию, возлюбленный мой брат, оказался бы воистину преступающим законы святой любви, если бы умолчал, слыша, что ты следуешь эллинскому, и халдейскому, и латинскому, бесами изобретенному учению.

Глаголю же, о немже мудръствуеши самъ и иныхъ увѣщаваешь, — колесомъ счастия глаголемыя по-латинскы фортуны Христа Бога и Спаса нашего правити же и строити человечьскыя вещи и овѣх убо тѣм на высоту властей възводити, овѣх же оттуду въ послѣднее низлагати безчестие и безславие. Дивлюся убо, како ты, таковъ сый и въ разумѣ Богодухновеных писаний искуснѣйши болѣе иныхъ сверстникъ твоих, сице скоро въсхищенъ еси такымъ богомръзкым учительством прелестника Николаа Германа,[4] ни въ едином божественом Писании дотолѣ ниже слышавъ е, ниже видѣвъ. Аще убо хощеши сложитися истинѣ, супротивно же паче обрящеши — не токмо отнудь отметаемо е от всѣх богодухновеныхъ отецъ и учителехъ, но и анафематѣ предаемо то самое и проходящихъ, и проповѣдующих е. Вѣмы бо, яко сицевая прелесть от Зороастра и Тана[5] — древнихъ влъхвовъ, бывших у персянѣхъ, начяло имѣ, иже научишя небеснымъ и звѣздным движениемъ строятися человеческымъ всѣмъ вещемъ — аще исправления, аще бѣды житейскы; ея же прелесть прияшя убо вседушно египтяне, а от них же еллини, иже и промыслишя и ина многа злочестива и хулна на самого Съдѣтеля всѣх. Ими же мудръствуютъ и учатъ треокаянии, звѣздонужными силами и планитовъ къ зодиомъ снитии являюще его съвръшающа злыхъ и благыхъ, славных же и неславных, ражаемых под тѣмъ или под тѣм планитом и звѣздѣ. Сии же умыслишя, от земля и чрева своего вѣщающе, баснословное имя счастиа или фортуны, ея же и слѣпу именуеть нѣкый мудрець еллинскый именемъ Кевисъ.[6] И на камени сѣдящу оболом и слѣпу убо наричет ея по своихъ прелестѣх, акы бесчинно, и безсловесно, и неравнѣ подающу человекомъ имѣния же и саны властелныя; на оболом же камени сѣдящу ея являеть, за еже дарованиемъ ея не бывати твръдымъ, но удобь препадающим и къ инымъ преходящимъ.

Я говорю о том, о чем ты мудрствуешь сам и в чем убеждаешь других, — будто бы колесом счастья называемой по-латински фортуны Христос-Бог и Спаситель наш управляет человеческими делами и одних этим колесом на высоту власти возводит, других же оттуда низлагает в крайнее бесчестие и бесславие. Удивляюсь я, как ты, такой человек, в знании Боговдохновенных писаний более искушенный, чем другие сверстники твои, так скоро увлекся таким богомерзким учением обманщика Николая Германца, ни в одном божественном Писании до сих пор не услышав об этом учении и не увидев его. Если хочешь последовать истине, то скорее найдешь противное — не только вполне отвержено это учение всеми боговдохновенными отцами и учителями, но и анафеме предано как самое это учение, так и последующие ему и проповедующие его. Мы знаем, что это ложное учение от Зороастра и Остана — древних волхвов, бывших в Персии, получило начало, которые учили, что движением неба и звезд определяются все человеческие дела — будут ли то добродетели или беды житейские; эту прелесть приняли всей душой египтяне, а от них — эллины, которые придумали и другое многое нечестивое про самого Создателя всех и хулящие его. Об этом они, трижды окаянные, мудрствуют и учат этому, считая, что он насильственным влиянием звезд и приближением планет к знакам зодиака делает злыми и добрыми, славными и неславными людей, рождающихся под той или другой планетой и звездой. Они же выдумали, возвещая об этом от земли и чрева своего, баснословное название счастья или фортуны, которую некий мудрец эллинский, по имени Кебес, называет слепой. И сидящей на круглом камне, и слепой он назвал ее в своем заблуждении, так как она беспорядочно, и бессмысленно, и неравномерно распределяет между людьми богатства и власть; на круглом же камне сидящей он ее изображает, потому что дары ее не устойчивы, но легко исчезают и к другим переходят.

Таковыми убо еллини же и египтяне баснями играюще, играеми от бѣсовъ, и писашя и уставишя, акы непричястни бывше божественаго свѣта неблазненаго богопреданнаго разума пророчьскых Богодухновеных писаний. Ими же зря злоначалный и злокозненый диаволъ просвѣщаемых благовѣрныхъ и сего ради не прилагающихся таковому его богомръзкому учительству, но паче ненавидящих и отвращающихся его, и инымъ путемъ тщася весквръный удобь приятно сътворити то благочестивым: увѣщалъ латынях и германъ, погруженыхъ уже въ то сущих и всю душегубителную прелесть поглотивших, мало повыше богомръзкаго подобия лъжеименнаго разума, глаголю же басненыя фортуны, пречистый и покланяемый образ писати Господа и Спаса нашего Исуса Христа, чепию тонкою, от рукы святыя его висящею, правяща ея и писанное пред нею коло, — да тѣмъ образом благочестивии прелщаеми бываютъ богомръзкою прелестию звѣздочетскою, сматряюще фортуну правляему от пречистыя рукы Спасовы. Попущаеть нечестивый диаволъ мало что показание благочестиа приписати къ лукавому нечестия его умышлению, да сице тѣмъ въдрузить въ мыслех благочестивых прелесть лъжесловцовъ астрологь. И ничто же дивно! Идѣ же многажды явися нечестивый не точию аггела свѣта и священника, святая носящаго, образъ подшедъ, да пустынника свята прелстить, но есть, егда и самого Спаса страшнымъ образомъ дѣйствовавъ, всесквръный.

Забавляясь такими баснями, сами служа забавой для бесов, эллины и египтяне писали и утверждали свое учение, будучи чуждыми божественному просвещению неложного Богом преданного разума пророческих Боговдохновенных писаний. Злоначальный же и злокозненный дьявол, видя, что ими просвещаются благоверные и потому не следуют такому его богомерзкому учению, но, напротив, ненавидят и чуждаются его, иным способом постарался, наисквернейший, удобоприемлемым сделать то учение для благочестивых: он убедил латинян и германцев, погруженных уже в это учение и поглотивших эту душепагубную ложь, изобразить немного выше богомерзкого подобия ложного разума, то есть баснословной фортуны, пречистый и достойный поклонения образ Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, который цепочкой тонкой, от руки святой его спускающейся, управляет фортуной с изображенным перед ней колесом, — чтобы благочестивые склонились к богомерзкой лжи звездочетской, видя, что фортуна управляется пречистой рукой Спасителя. Допускает нечестивый дьявол приписать малую долю показного благочестия к своему лукавому умышлению нечестия, чтобы таким образом утвердить в мыслях благочестивых обман лживых астрологов. И что в этом удивительного! Ведь многократно случалось, что нечестивый не только ангела светлого или священника, святыню носящего, принимал вид, чтобы пустынника святого прельстить, но случалось, что он, наисквернейший, в великом обличий самого Спасителя действовал.

А яко убо еллиномъ есть умышление лукавое таковое мудрование — слыши внятно и уразумѣй прилѣжнѣ, что глаголеть о фортунѣ басненѣй премудръ нѣкый христианскый философъ.[7] «Счастие у еллинехъ, — рече, — есть же и мнима есть беспромысленое миру строение или движение от безвѣстных на безвѣстное и собою бываемое; мы же, благовѣрнии христиане, Христа Бога исповѣдуем страяюща и правяща вся». И пакы тъй же: «Не человечьскыми помыслы и съвѣты, но Божиимъ промысломъ и неиспытанными его судьбами устроятися вся человечьская, е же убо человеци несмыслени тихинь и имарменинь[8] обыкошя нарицати, не разумѣюще, откуду и чесо ради кому бываютъ случаема». Мы же, благовѣрнии христиане, вѣруемъ въ Христа, правяща вся. Примѣти прилѣжнѣ уставъ, иже по еллинех, фортунинъ: глаголютъ бо они счастию быти беспромыслену строению мира, сирѣчь не по премудрому и праведну промыслу Божию бываему. Разумѣеши ли отселѣ, яко велми латыне и германе хулять на единого преблагаго, и преправеднаго, и премудраго Творца и правителя всячьскых, приписующе къ пречистому образу Спасову богомръзкое подобие счастия, акы нѣкую съпоспѣшницу и състроителницу ему исповѣдующе ея, ниже от Божественых писаней научившеся сему — ниже бо обрящеши нигдѣ же въ Богодухновеных писаниих носимо сицево душегубително мудрование, — ниже убо от внѣшных всѣхъ философъ[9] хваляемо слышавше е — понеже и нѣции от них слѣпу наричютъ ея и беспромысленое миру строение, сирѣчь не по Божию промыслу и учению бываему? Тии же, осуждающе Епикура философа о них же злѣ мудръствова и училъ есть, и симъ не хвалят и безбожника его наричютъ, сие глаголюще: «Епикурово злѣйше учение и сие есть,[10] яко и вся тварь сия счастиемъ нѣкым, а не хотѣниемъ и судом Божиимъ правится». Слышиши ли, чие сие учение безбожное и како от самѣх еллинех злѣ хулимо есть?

А чтобы убедиться, что такое мудрствование есть лукавое изобретение эллинов, — слушай внимательно и вникни прилежно, что говорит о фортуне баснословной премудрый некий христианский философ. «Счастье у эллинов, — говорит он, — это есть и называется чуждое промыслу управление миром или передвижение от неизвестного к неизвестному и случайному; мы же, благоверные христиане, исповедуем, что Христос-Бог устраивает и управляет всем». И опять он же: «Не человеческими помыслами и рассуждениями, но Божьим промыслом и недоступными его судьбами устраиваются все человеческие дела, люди же неразумные привыкли называть это случаем и судьбой, не понимая, откуда и по какой причине с кем-либо бывают известные случаи». Мы же, благоверные христиане, веруем во Христа, управляющего всем. Обрати должное внимание на определение эллинами фортуны: они говорят, что счастье есть чуждое промыслу управление миром, то есть происходящее не по премудрому и праведному промыслу Божьему. Понятно ли тебе теперь, как латиняне и германцы весьма хулят единого преблагого, и праведнейшего, и премудрого Творца и правителя всего, подрисовывая к пречистому образу Спасителя богомерзкое изображение счастья, некоей помощницей и споспешницей Спасителя считая его, не научившись этому из Божественных писаний, — ибо нигде не найдешь включенным в Боговдохновенные писания такого душепагубного мудрования, — и не услышав восхваляемым его всеми внешними философами — ведь некоторые и из них слепым называют его и говорят о чуждом промыслу управлении миром, то есть происходящем не по Божьему промыслу и учению? Другие же, осуждая Эпикура-философа за то, что он неправильно мудрствовал и учил, за это его не хвалят и безбожником называют, говоря так: «Эпикурово злостное учение и в том заключается, что вся эта тварь счастьем каким-то, а не волей и судом Божьим управляется». Слышишь ли, чье это учение безбожное и как самими эллинами оно резко порицается?

Како убо сице удобь и несмысленѣ сицевый ты въсхищаешися сицевыми безумными блядми немецкыми, и преслушаешь божественаго тайноглагольника, глаголющаго намъ епистолиемъ, еже къ коласаемъ: «Блюдитеся, да никто же вас будет прелщая философиею и суетною прелестию, по преданию человеческому, по стихиамъ мира сего, а не по Христѣ».[11] И пакы тъй же въ послании, еже къ еврѣомъ: «Учении различными и чюжыми не скытайтеся».[12] Како же не устрашился оном того же богопроповѣдника, в нихже глаголеть къ несмысленым галатом: «Аще кто благовѣствуетъ вамъ паче, еже приясте — сирѣчь от нас, апостол Христовыхъ, — анафема да есть»;[13] аще и «аггелъ съ небеси»[14] будет сицевый, «анафема да есть», рекше проклят буди. Разумѣеши ли от сихъ, яко и нѣмци, и латыне под той же апостольстѣй анафемѣ суть акы чюжая учения влагающе въ мыслехъ благочестивых.

Как же ты, такой человек, так легко и безрассудно увлекаешься такими безумными обманами немецкими и не повинуешься божественному тайноучителю, говорящему нам в Послании к колоссянам: «Смотрите, чтобы кто не увлек вас философией и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира сего, а не по Христу». И опять он же в Послании к евреям: «Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь». Как же не устрашился ты тех слов того же богопроповедника, в которых он говорит неразумным галатам: «Если кто благовествует вам не то, что вы приняли (то есть от нас, апостолов Христовых), анафема да будет»; если и «ангелом с неба» будет он, «анафема да будет», то есть да будет проклят. Понимаешь ли из этого, что и немцы, и латиняне подлежат той же апостольской анафеме как чуждые учения вкладывающие в мысли благочестивых.

Потщися убо, Бога ради потщися, отскочи таковыя немецкыя прелести и исповѣдуй прямѣ и чистѣ съ богодухновеными Давыдомъ и пророчицею Анною,[15] глаголющими сице, явѣ и без хитрословия всякого: «Господь убожитъ и богатит, смиряеть и высить, възставляеть от земля нища и от гноищ въздвизаеть убога». Чесо ради, рци намъ, о священная пророчице? «Да посадитъ его, — рече, — съ силными людий и престолом славным наслѣдника сътворить его».[16] Не фортуною басненою и вертѣнием колесненымъ, но пророкомъ святым преже убо Саула, послѣ же Давида помазавъ ихъ на царехъ,[17] ового убо приемъ от паствы овець «и доилиць», якоже есть писано, ового же ищуща погыбшыя ослята отца своего. Такожде смыслено разсуждай и оно, како Иосиф блаженый прославися въ Египтѣ,[18] яко и второму по фараонѣ познаватися властелю всего Египта; такожде како же и Моисей въ толику высоту възнесенъ бысть[19] — строением и маниемъ Божиимъ, а не слѣпымъ счастиемъ и вертѣниемъ колесненым. Чюжо сие, чюжо есть отнудь и невѣдомо Святым писаниомъ учение еже о фортунѣ латынстѣй, любезнѣйши ми брате и господине! Сего ради и далече мечеть православных събора прилагающихся сему богопротивному учению. Обрѣтають бо ся сицевии не съ Христомъ събирающе пшеницю чистую,[20] сирѣчь вѣру пречисту и непорочну въ небесных его житницах, яже суть сердца и мысли православнѣ вѣрующихъ в него, но паче высыпають от себе и послушающих ихъ вложенное свыше въ мыслех своихъ божественое съкровище, еже о православных догматъ праведнѣйшаго промысла Божиа. Яже не писана бышя богодухновеными пророкы и апостолы, ниже мудръствовати подобаеть нам, завѣщаваеть крѣпцѣ великый всея вселеныя свѣтилникъ Иоаннъ Златоглаголивый.[21]

Постарайся же, Бога ради постарайся, отрекись от такого немецкого обмана и исповедуй прямо и чисто с боговдохновенным Давидом и пророчицей Анной, которые говорят так, открыто и без хитрости всякой: «Господь делает нищим и обогащает, унижает и возвышает, из праха подъемлет он нищего и из брения возвышает убогого». Для чего, скажи нам, о священная пророчица? «Чтобы посадить его, — говорит она, — с сильными среди людей и престол славы в наследие дать ему». Не фортуной баснословной и вращением колеса, но пророком святым прежде Саула, а потом Давида помазал Господь в цари, этого взяв от паствы овец, «от доилиц», как написано, а того, когда он искал пропавших ослят отца своего. Также разумно обдумай и то, как Иосиф блаженный прославился в Египте, так что признавался вторым после фараона властителем всего Египта; также о том, как Моисей на такую высоту был вознесен — по предначертанию и мановению Божьему, а не слепым счастьем и вращением колеса. Чуждо это, вполне чуждо и неизвестно Святым писаниям учение о фортуне латинской, возлюбленный мой брат и господин! По этой причине оно далеко отгоняет от собрания православных, придерживающихся этого богопротивного учения. Таковые оказываются не с Христом собирающими пшеницу чистую, то есть веру пречистую и непорочную в небесные его житницы, которые суть сердца и мысли православно верующих в него, а напротив, высыпают они из себя и слушающих их вложенное свыше в мысли их божественное сокровище, то есть православные догматы о праведнейшем промысле Божьем. О том, что не было написано боговдохновенными пророками и апостолами, не подобает нам мудрствовать, строго заповедует великий всей вселенной светильник Иоанн Златоуст.

Пребудемъ убо внутрь предѣлъ неблазненаго благоразумиа. Пиимь беззлобиемь «словесное и нелестное млеко»,[22] акы неискусозлобнии младенци, да явимся прямѣ исправивше Спасово повелѣние, глаголющее: «Аще не обратитеся и будите якоже дѣти, не имати внити въ царствие небесное».[23] И пакы: «Аще кто не прииметь царствие Божие, акы дѣтищъ, не можеть внити в не».[24] «Царство Божие» нарицая Владыка здѣ евангельскую проповѣдь, сирѣчь елика, самъ услышавъ у отца своего, открылъ своимъ учеником. Якова же суть: заповѣди, таиньственыя притчи, яже о неблазненом богоразумии догматы, елико о присносущьствѣ Отца, и Сына, и святаго Духа — единого Божества, и господьства, и царства, елика о безсмертии душевнѣм и о будущемъ напослѣдокъ общемъ въскресении, и о въздаянии живших благочестиво и богоугодно, и о бесконечном мучении не покоршихся апосольстѣй проповѣди, нечестиво живших.

Будем же пребывать в пределах неложного благоразумия. Будем пить незлобиво «словесное и чистое молоко», как не знающие злобы младенцы, чтобы точно исполнить нам повеление Спасителя, сказавшего: «Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное». И еще: «Кто не примет царство Божие как дитя, не может войти в него». «Царством Божиим» называет Владыка здесь евангельскую проповедь, то есть то, что, сам услышав от отца своего, открыл своим ученикам. Это суть: заповеди, таинственные притчи, догматы о неложном богопознании, то есть о вечном бытии Отца, и Сына, и святого Духа — единого Божества, и господства, и царства, о бессмертии души и о грядущем в конце света общем воскресении, и о воздаянии жившим благочестиво и богоугодно, и о бесконечном мучении не покорившихся апостольской проповеди, нечестиво живших.

Сия вся и подобная симъ апостольскыя и пророчьскыя догмы же и предания единымъ словомъ Спасъ «царствие Божие» нарече, яже и хощеть нас просто и съ всякою вѣрою и благоговѣиньством приимати и твердѣ въ себѣ въдрузити, имже образомь и незлобивии дѣти без испытания приимають наказания своихъ учителехъ, иже и вѣрою, и благопокорьствомъ еже къ наказателемъ достизаютъ съвръшенное познание Священных писаний и словесных наказаний. Такожде подобаеть и намъ прилѣжати къ преданымъ намъ от самого Спаса нашего, и святыхъ его ученикъ, и апостолъ, и вселенскых съборъ догматом же и завѣщаниомъ, ниже приложити что к нимъ отнудь, ниже пакы уложити по правому уставу богоносных отецъ наших, ихже святыми молитвами да сподобимся получити часть спасаемыхъ, аминь.

Все эти и подобные им апостольские и пророческие догматы и предания Спаситель наименовал одним словом «царство Божие» и желает, чтобы мы это просто и с полной верой и благоговением приняли и твердо себе усвоили, как незлобивые дети без рассуждения принимают наставления своих учителей, благодаря вере и покорности наставникам достигая совершенного знания Священных писаний и словесных наук. Так следует и нам прилежно держаться данных нам самим Спасителем нашим, и святыми его учениками, и апостолами, и вселенскими соборами догматов и завещаний и отнюдь ничего к ним не прибавлять и не убавлять по правильному установлению богоносных отцов наших, святыми молитвами которых да сподобимся получить удел спасаемых, аминь.

ПОВЕСТЬ О САВОНАРОЛЕ

ПОВЕСТЬ О САВОНАРОЛЕ

ТОГО ЖЕ ИНОКА МАКСИМА ГРЕКА ПОВѢСТЬ СТРАШНА И ДОСТОПАМЯТНА И О СѢВРЪШЕНОМ ИНОЧЬСКОМЪ ЖИТЕЛЬСТВѢ

ТОГО ЖЕ ИНОКА МАКСИМА ГРЕКА ПОВЕСТЬ СТРАШНАЯ И ДОСТОПАМЯТНАЯ И О СОВЕРШЕННОЙ ИНОЧЕСКОЙ ЖИЗНИ

Повѣсть нѣкую страшную начиная писанию предати, молю прочитающих списание сие не мнѣти имъ мене чрез естественая лжущаго. Послухъ же имъ от мене тъй самъ Богъ, иже вѣсть тайная, яко истину пишу, юже самъ не точию писану видѣх и прочтохъ, но и слухом прияхъ от мужей достовѣрных, сирѣчь добродѣтелию жития и премудростию многою украшеных, у них же азъ, зѣло юнъ сый, пожих лѣта доволна. Но ниже оно ихъ да в сумнѣние влагаеть, яко у мужех, латыньская учения любящихъ, сицево преславное учюдотворися хотящемъ «всякого человека спастися и въ разумъ истинный приити».[25] Обычай бо есть божественѣй благости вездѣ всѣмъ человеком простирати неизреченная дарования и благотворения своих щедрот, всѣмъ вкупѣ сущимъ под небесемъ являя себе образом симъ и обращая къ себѣ все творение свое, иже «въсияеть солнца своего на злыя и благыя и дождить на праведныя и неправедныя».[26] Но сия убо сице и дотолико, нынѣ же время начяти повѣсть.

Приступая к написанию некоей страшной повести, прошу читающих сочинение это не подумать обо мне, что я лгу о небывалом. В свидетели им предлагаю самого Бога, который знает тайное, что я об истинном пишу, что сам не только написанным видел и прочел, но и слышал от мужей правдивых, то есть добродетельной жизнью и мудростью многой украшенных, у которых я, будучи еще очень юным, прожил долгие годы. Пусть же у читателей сомнения не вызывает и то, что у людей, латинские учения любящих, свершилось такое славное чудо по воле хотящего, чтобы «все люди спаслись и достигли познания истины». Ибо в обычае божеской благости везде всем людям распространять неизреченные дары и блага от своих щедрот, являя себя таким образом всем вместе с поднебесной и обращая к себе все творение свое, так как Бог «повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных». Но об этом достаточно, теперь же время начать повесть.

Паризиа градъ есть нарочит и многочеловеченъ въ Галиехъ, яже нынѣ глаголются Франза — дръжава велия, и преславна, и богатящи бесчислеными благыми, ихже пръвое и изрядно есть — еже о философьскых и богословьскых догматѣх наказание же и тщание, туне подаема всѣмъ вкупѣ рачителемъ сицевых изрядных учений. Казателемъ бо сицевыхъ учений оброкы обилны даются по вся лѣта от царскых съкровищъ, по многому любочестию царствующаго тамо и егоже имать желанию о словесном художьствѣ. Тамо обрящеши всякое художьство не точию нашего благочестиваго богословия и философии священныя, но и внѣшняго наказания всячьская учения, въ совершенно достижение свое руководяща рачителя своя, их же множество многочислено зѣло, якоже слышах от нѣкых. Отовсюду бо западных странъ и сѣверьскых[27] събираются въ предреченном великом градѣ Парисии желаниемъ словесных художествъ, не точию сынове простѣйших человекъ, но и самѣх иже въ царскую высоту и боярскаго и княжескаго сана: овѣх убо сынове, овѣх же братия, овѣх же внучята и инако сродникы. Их же кождо время доволно въ учениих прилѣжно упразднився, възвращается въ свою страну, преполонъ всякыя премудрости и разума. И есть сицевый украшение и похвала своему отечьству, съвѣтникъ бо ему есть предобръ, и предстатель искусенъ, и споспѣшникъ ему бодрѣйшый въ вся, елика потребна ему будут. Такымъ подобаеть быти же и бывати своим отечьствомъ, иже у нас о благородии и изобилии богатства зѣло хвалящеися, иже, от священнаго наказаниа словесных учений наставляеми и просвѣщаеми, възмогут не точию сами своимъ непохвалным страстем одолѣти, и о внѣшном женолѣпномъ украшении не радити, и внѣ сребролюбия и всякого лихоиманиа себе блюсти, но еще и иныхъ понудят подражателемъ ихъ бывати, любителемъ всякого богоугоднаго житльства. Но сия убо сице и дотолико.

Париж — город славный и многолюдный в Галлии, которая ныне называется Францией, — держава великая, и славная, и богатая бесчисленными благами, а из них первое и лучшее — забота и усердие относительно философских и богословских догматов, даром преподающихся всем, стремящимся к таким превосходным наукам. Ибо преподавателям этих наук плата значительная выдается ежегодно из царской казны, так как тамошний царь имеет великую ревность и заботу о словесных науках. Там преподаются всякие науки не только по части нашего благочестивого богословия и священной философии, но и о внешней мудрости всяческие науки, которые доводят ревнителей своих до совершенного познания, а этих ревнителей там великое множество, как я слышал от некоторых. Ибо со всех западных стран и северных собираются в упомянутый великий город Париж одержимые стремлением к словесным наукам не только дети простых людей, но и родственники достигших царского престола или боярского и княжеского сана: у одних там сыновья, у других братья, у иных же внуки и прочая родня. Каждый из них, достаточное время пробыв в учении прилежном, возвращается в свою страну, исполненный всякой премудрости и разума. И он служит украшением и предметом похвалы для своего отечества, для которого он становится советником прекрасным, и руководителем опытным, и помощником рьяным во всем, в чем потребность будет. Такими должны быть и становиться для своего отечества те, которые у нас благородством и обилием богатства весьма хвалятся и которые, священным учением словесных наук наставляемые и просвещаемые, смогут не только свои собственные непохвальные страсти одолеть, и о внешнем женоподобном украшении не заботиться, и свободными от сребролюбия и всякого лихоимства себя сохранять, но еще и других заставят подражать себе, любить всякую богоугодную жизнь. Но об этом достаточно.

Въ всечестномъ убо градѣ семъ бысть нѣкый мужь,[28] многъ въ всякой премудрости внѣшнѣй, и еже по нас священномъ богословии учитель велик, и пръвый сущих тамо сказателей, егоже имя не познах ниже бо слышах когда у кого. Сей сицевый и толь чюденъ и преименитъ мужъ, растлъкуя, якоже оному обычай, своимъ учеником блаженаго апостола Павла богословьскыя гласы, надменъ бывъ мыслию от вселшагося в немъ многоученаго разума, изыде «велерѣчие, — по Писанию рещи, — от устъ»[29] его, и глагола, не обинуяся: «Сицево богословное речение ниже самъ Павелъ възможе достизати и изъяснити, якоже азъ». Оле безумнаго оного велерѣчия, и дръзости, и многолѣтнаго неразумия! Како не разумѣ Спасово спасително завѣщание, глаголющее: «Нѣсть ученикъ паче учителя своего»; и пакы: «Довлѣеть ученику, да будет якоже учитель его»?[30] Но аще и онъ забы Владычняго сего завѣщания, но Божий суд, иже всегда гръдымъ противляется, не замедли, но абие его достиже, и мертва его абие показа, и безгласна сътвори бывшаго преже велегласна и велерѣчива; и онъ убо мертвъ уже и безгласенъ являшеся на учителнѣм своемъ сѣдалищи. Прилучившии же ся тогда ту мнози числом оного ученикы, ужасни и пристрашни бывше о случившемся по воли всяко неумытнаго Судии, снемше его оттуда и на одрѣ преклонше, въ церковь его отнесошя и обычными пѣнии съвръшаемых над мертвым скончявше. О страшнаго слышания: умерый оживе и, сѣд на одрѣ, възопи: «Поставленъ есмь предъ Судиею». И, сие рекъ, пакы мертвъ възлеже без дыхания и без гласа. Предстоящим же и ужасающимся о бывшем необычномъ зрѣнии и слухѣ и еже «Господи помилуй» и съ страхом зѣлным въпиющим на много время, пакы умерый, оживъ, глагола: «Испытанъ есть». И пакы умерый възлеже на одрѣ, и пакы болши страхъ предстоящим, излишний ужасъ, и: «Погребание не спѣшим, — глаголютъ, — услышим, что конець необычнаго сего зрѣния». Пакы умерый, оживъ, послѣдний глас испусти, рекъ: «Осужен есм». И к тому не приложи ожити и глаголати. Таковъ бысть конець пресловутому оному казателю, и такова въздаания безумнаго оного възнесения, преслушавшаго божественаго проповѣдника, глаголющаго: «Разумъ убо кичить, а любви съзидаеть».[31]

Итак, в знаменитом городе том был некий муж, искушенный во всякой премудрости внешней, и нашего священного богословия учитель великий и первый из числа бывших там наставников, а имени его я не узнал и не слышал его никогда ни от кого. Этот-то, столь удивительный и знаменитый муж, объясняя, по обыкновению своему, своим ученикам богословские изречения блаженного апостола Павла, возгордился в мыслях по причине имевшихся у него многогранных познаний, и вырвалось, говоря словами Писания, «велеречие из уст» его, и он сказал, не устрашившись: «Это богословское изречение даже сам Павел не мог постигнуть и объяснить, как это сделал я». О, какое это безумное велеречие, и дерзость, и многолетнее неразумие! Как не понял он спасительного завета Спасителя, гласящего: «Ученик не выше учителя своего»; и еще: «Довольно для ученика, чтобы он был как учитель его»? Но если он и забыл этот завет Владыки, то Божий суд, который всегда гордым противится, не замедлил, но тотчас его настиг, и мертвым его тут же сделал, и безгласным сотворил бывшего прежде громогласным и хвастливым; и вот он уже мертв и безгласен на учительском своем месте. Оказавшиеся же тогда там многочисленные его ученики, ужасом и страхом охваченные из-за случившегося по воле ничем не подкупного Судьи, сняв умершего оттуда и положив в гроб, в церковь его отнесли и совершили положенное над умершими обычное пение. Но, о страшный рассказ: мертвый ожил и, сев в гробе, воскликнул: «Я поставлен пред Судьей». И, сказав это, опять мертвым опустился без дыхания и без гласа. В то время как присутствующие были в ужасе от того, что они увидели и услышали, и «Господи, помилуй» долго с великим страхом взывали, вновь мертвый, ожив, сказал: «Я испытан был». И вновь мертвый опустился в гроб, и вновь еще больший страх объял присутствующих, великий ужас, и «с погребением не будем спешить, — говорят они, — услышим, чем кончится необычное это явление». Вновь умерший ожил и последний звук издал, сказав: «Я осужден». И больше уже не оживал и не говорил. Таков был конец знаменитого этого наставника, и таково было возмездие за безумное превозношение того, кто ослушался божественного проповедника, говорящего: «Но знание делает гордым, а любовь назидает».

Оттолѣ убо ученици его, мнози суще числомъ, и благородни, и пребогати юношя, зазрѣвше маловременных красных суетнаго сего жития, и тщаниа излишняго еже о учениих, и славу суетную, прибываемую имъ от них — вся сия презрѣвше и оплювавше, отрекошася единомыслиемъ всѣх житейскых печалей, и, своя стяжания и имѣния убогым и нужным раздавше по евангельской заповѣди, устремишася единодушно на мѣсто далече, идѣже манастырь съоруживше себѣ, и мала стяжанища монастырю отдѣливше на прокръмление себѣ, иночьское житие възлюбишя, правило и мѣру нову себѣ, не всякому удобь съвръшаему, уставивше такову: въ своей кѣлии комуждо ихъ жити единому, не происходящу выну и небесѣдна, молчание любяща съвръшено не токмо у себе, но и въ уставленых в церкви събраний, кротостию многою и млъчаниемъ съвръшати сих Богови, ничто же отнудь житейско глаголающих меж себе; ясти же комуждо въ своей келии приносимая ему общимъ ихъ служебником, не дверию оного лазящим к нему — сие бо отречеся отнюдь, но въ еже подлѣ двери дѣланом окнѣ положити уставленая имъ брашна, не якова кождо въжделѣеть, но якова убо настоятель ихъ указалъ строителю обители;[32] събирати же ся имъ въ трапезу по вся недели и по вся нарочиты праздникы. За кождую кѣлиею их садець малъ на мало имъ прохлажение, и кладезець малъ под самымъ окном, и черпало мѣдяно есть, в келиях же ихъ ничто же ино обрящеши, развѣ мало книгъ и яже носит рубища. Гдѣ у нихъ особно нѣкое желаемо брашно, или питие, или овощь нѣкый, или что ино, наслажающе грътань? Гдѣ у них стяжание сребра и злата? Гдѣ у них празднословие, или скврънословие, или смѣх безвремененъ и безчиненъ? Пияньство же и преизлишие сладкых ядений ниже слышится у них; сребролюбие же, лихоимание, и росты, и лукавый нравъ мръзко у них и проклято слышание; одѣяния же из власяна и вся бѣла, чистоту жития ихъ и пребывания образующа; лжа же, и ослушание, и прекословие исчезошя вся у них в конець. Гдѣ у них отметание обѣтъ, их же дашя Богови, внегда стригошя влася? Никакоже убо обрящиши, много трудився! Но ниже ину обитель по прехожению частому знають, — якоже мы преходимь бесчинно и кромѣ обѣтъ нашихъ от обители нашея ко иной, легкостию ума нашего, преслушающе Бога и Спаса нашего, повелѣвающаго намъ своимъ Евангелием: «В ню же аще храмину внидете, в той пребывайте, донде же изыдете»,[33] и не преходите от храмины въ храмину. Что к симъ отвѣщаимъ мы страшному и неумытному Судии? Глаголеть бо сице явѣ и отрицателнѣ: «Всякъ, слышай словеса моя сия и не творит я, уподобится мужу бую»,[34] и прочая, явлена суть всякому. Безотвѣтни убо есме и буи у него възмнимся акы без ума преступающе святыя заповѣди его.

С тех пор ученики его, многие числом, и благородные, и богатые юноши, презрев преходящие красоты суетной этой жизни, и усердие излишнее в науках, и славу суетную от этих наук, — все это презрев и отвергнув, отреклись дружно от всех житейских забот и, свои богатства и имения нищим и нуждающимся раздав, согласно евангельской заповеди, устремились единодушно в отдаленное место, и там монастырь устроили себе, и, малую часть богатств монастырю отделив на пропитание себе, иноческое житие возлюбили, новое правило и порядок, не для всякого легко выполнимые, такие себе установили: каждый обязан жить один в своей келье, не выходя наружу и ни с кем не беседуя, возлюбив совершенное молчание не только у себя, но и во время установленных в церкви собраний, а эти собрания с великой кротостью и в молчании посвящать Богу и ни о чем житейском ни в коем случае не говорить между собой; есть же каждый должен в своей келье то, что приносится ему общим слугой, причем этот слуга не через дверь входит к иноку — что запрещено было строго — но подает через окно, устроенное возле двери, положенную пищу, не ту, какую бы кто пожелал, но какую настоятель их указал строителю обители; а собираться в трапезную они должны каждое воскресенье и по всем большим праздникам. За каждой кельей был у них маленький садик на малую им утеху, и колодец маленький под самым окном, и ковш медный, и в кельях у них не найдешь ничего другого, кроме нескольких книг и рубища, которое они носят на себе. Где у них особая какая-нибудь вкусная пища, или напиток, или какие-нибудь овощи, или что-нибудь другое, услаждающее гортань? Где у них накопление серебра и золота? Где у них празднословие, или сквернословие, или смех несвоевременный и бесчинный? О пьянстве же и избытке вкусной еды даже и не слышно у них; сребролюбие же, и лихоимство, и ростовщичество, и лукавство почиталось в них мерзким и проклятым; одежда была у них власяная и вся белая, обозначающая чистоту их жизни и существования; а ложь, и ослушание, и пререкание исчезли у них окончательно. Где у них отвержение обетов, которые они дали Богу, когда постригались? Ничего этого не найдешь, даже много потрудившись! Но и других обителей, как это бывает из-за переходов частых, они не знают, — не как мы переходим бесчинно вопреки обетам нашим из обители нашей в другую, по легкомыслию ума нашего, нарушая указания Бога и Спасителя нашего, повелевающего нам в своем Евангелии: «В какой дом войдете, там оставайтесь, пока не выйдете», а не переходите из дома в дом. Что на это мы ответим страшному и неподкупному Судье? Ибо он так говорит непреложно: «Всякий, кто слушает сии слова мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному», и прочее, что известно всякому. Нет у нас ответа, и мы будем признаны им безрассудными как безумно преступающие святые заповеди его.

Услышим же ино ихъ строение, зѣло Богу угодно и спасително възлюбившим иночьское житие. Усмотривше они премудрѣ, яко рѣткости для произволяющих равноаггельное иночьское жительство и за скоросмертное человеческаго роду сущая вездѣ страны онѣх обрѣтаеми обители честныя — ови убо преплъни суть иноковъ, и священниковъ, и диаконовъ, ови же супротивно лишаются коегождо иноческаго чина настоятели и началникы. Различни бо иночьстии чинове суть у латынѣх,[35] а не единъ, яко же у нас. Настоятель всякого чина, егоже зенералемъ наричют, повелѣваеть въ онсица град събратися всѣмъ игуменом и началникомъ вездѣ сущих манастырех на разсмотрение и исправление поспѣшествующих къ спасению и пребыванию иноковъ и манастырей ихъ. И по повелѣнию его събираются вси без извѣта в он же аще град онъ уставить. И вси они исплънени всякыя философии и разума Богодухновеных писаний, числом тысяща есть, егда и паче тысящи, и сихъ всѣхъ питаеть град, вън же събираются, въ елико время живут в нем. В нем же по вся дни събраеми вкупѣ, разсмотряють по Бозѣ исправление манастырей, боголѣпное строение, и в коей обители аще услышать скудость быти священников, и диаконовъ, и простых иноковъ, приимше от иныя многолюдныя обители, посылають тамо с писаниемъ соборным. И ниже обитель, из неяже взяти бышя, не скорбит, ни противится, ниже к нейже послани бышя преслушають съборнаго устава, но и обоя съ всякою радостию и послушаниемъ повинуется съборному уставу: ова убо обитель отпущающи братию с миром, ова же приимающи съ всякымъ братолюбиемъ акы своя уды. И сице обрѣтаются исполняюще глаголющее священное слово: «Пришлець азъ есмь и преселникъ, якоже вси отци мои».[36] Таково у них съвръшено братолюбие есть и благопокорство къ настоятелем своимъ. Нѣсть у них ничто же свое, но вся обща, нестяжание же любят акы велие благо духовное, съблюдаетъ бо ихъ в тишинѣ, и всякой правдѣ, и неколебании помысловъ, и внѣ всякого сребролюбия и лихоимания.

Услышим и о другом их порядке, весьма угодном Богу и спасительном для возлюбивших иноческую жизнь. Усмотрели они премудро, что по причине редкости избравших ангелоподобную иноческую жизнь и вследствие краткости человеческого существования имеющиеся всюду в стране их честные обители — одни переполнены иноками, и священниками, и дьяконами, а в других, напротив, настоятели и наставники монашеских орденов терпят недостаток в них. Ибо у латинян существуют различные монашеские ордены, а не один, как у нас. Настоятель каждого ордена, которого называют генералом, повелевает в такой-то город собраться всем игуменам и начальникам из всех монастырей для рассмотрения и исправления того, что содействует спасению и существованию иноков и их монастырей. И по повелению его собираются все без отговорок в тот город, какой он назначит. И все они люди сведущие во всякой философии и в смысле Боговдохновенных писаний, иногда их тысяча, а иногда и больше тысячи, и всех их кормит город, в который они собираются, пока живут в нем. В этом городе во все дни собираясь вместе, они рассматривают по Божьей воле порядок в монастырях, их богоугодное устройство и если узнают, что в какой-либо обители имеется недостаток в священниках, и дьяконах, и в простых иноках, то, взяв из другой многолюдной обители, посылают их туда с соборным посланием. И ни та обитель, из которой они взяты, не скорбит и не противится, ни та, куда они посланы, не ослушивается соборного постановления, но обе с большой радостью и послушанием повинуются соборному постановлению: одна обитель отпускает братию с миром, а другая принимает с великой братской любовью как свои члены. И таким образом оказываются они исполнителями священных слов: «Странник я и пришелец, как и все отцы мои». Таково их совершенное братолюбие и покорность настоятелям своим. Нет у них ничего своего, но все общее, нестяжательство они любят как великое благо духовное, ибо оно сохраняет их в спокойствии и во всякой правде, и в твердости помыслов, и вдали от всякого сребролюбия и лихоимства.

Тако же събор ихъ сиа расмотряеть и исправляет, яже о игуменѣх манастырскыхъ. И елико аще ихъ увѣдят бесчинно и не по преданому правилу и мѣрѣ строяющих братию, скинуть ихъ, и епитимиамъ приличным[37] подлагают, и, иных избравше, отпущають съ грамотами събора въ порученых имъ манастырѣхъ. Сия же и ина нѣкая сицева добрѣ и богоугоднѣ вкупѣ разсмотривше и исправивше, расходятся, и кождо спѣшит къ своей обители. Предъизбранный же от събора зенераль, еже есть порускы съборный призиратель и посѣтитель, всѣх вкупѣ честных обителей своего чина беспрестани обьежжаеть, посѣщая игумены монастырскые, како убо кождо строитъ братская и манастырьская, и аще убо благочинно и якоже Господеви угодно есть — похвала ему от него и утвръжение, аще же не таковъ — скинувъ его, епитимиямъ подлагает и иного въмѣсто его поставляет. И чиномъ симъ предобрѣйше строятся яже у них честныя обители о всяком благочинии и благоговѣиньствѣ иночьском, съузомъ священныя любве съдръжими же и утвръжаеми. Такоже подобаше и у нас, православных, строитися яже о нас, иноцѣх, и богоносных отець съборы избиратися игуменомъ священных манастырей, а не дары сребра и злата, приносимыми народнымъ писаремъ,[38] игуменскыя власти искати хотящему, ихже множайшии ненаказани отнюдь въ божественых суть и бесчинникы житиемъ, въ пиянствѣ всегда и пищи всякой упражняющеся сами, а сущии под рукою ихъ братия, презиреми тѣлеснѣ и небрегоми духовнѣ, скитаются безпутиемъ, якоже овци, не имуще пастыря.[39] Увы, увы, пощади, Господи, пощади!

Таким же образом собор их рассматривает и исправляет и то, что касается игуменов монастырей. И если о каких из них узнают, что они бесчинно и не по установленному порядку и правилу управляют братией, таких смещают, и епитимию заслуженную на них налагают, и, других избрав на их место, посылают с грамотами от собора в порученные им монастыри. Все это и подобное этому правильно и богоугодно сообща рассмотрев и упорядочив, они расходятся, и каждый спешит в свою обитель. Избранный же собором генерал, что значит по-русски соборный наставник и надзиратель, все без исключения честные обители своего ордена постоянно объезжает, проверяя игуменов монастырей, как каждый из них управляет братьями и монастырскими делами, и если он делает это благочинно и как угодно Господу — похвала такому от генерала и утверждение, если же игумен не таков, — сместив его, генерал налагает на него епитимию и другого на его место ставит. Таким способом незыблемо укрепляются их честные обители во всяком благочинии и благоговении иноческом, в союзе священной любви содержась и утверждаясь. Так следовало бы и нам, православным, устраивать в отношении нас, иноков, и чтобы соборами богоносных отцов избирались игумены священных монастырей, а не так, чтобы дарами серебра и золота, даваемыми народным писарям, игуменские места достигались желающими, из числа которых многие совсем не обучены предметам божественным и ведут бесчинную жизнь, упражняясь всегда сами в пьянстве и во всяком чревоугодии, и находящиеся под их управлением братья, лишенные заботы об их телесных потребностях и в небрежении духовном, скитаются по бездорожью, как овцы, не имеющие пастыря. Увы, увы, пощади, Господи, пощади!

Елма же нѣции, отъ самолюбия и славолюбия ослѣпляеми, глаголють: како и откуду питаются, любяще съвръшено нестяжание, — азъ и сие покажу имъ, поне же сами волею слѣпотуют къ евангельской истинѣ, от самолюбия и славолюбия побѣждаеми. Не слышасте ли, о предобрии, Спаса нашего Исуса Христа, глаголющаго священным учеником своимъ: «Не пецѣтеся душею вашею, что ясте и что пиете, ниже тѣлом своимъ, въ что облечетеся. Взыскуйте же преже царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вамъ».[40] Сию владычнюю спасителную заповѣдь и поучение съблюдающе, они не пекутся, како пристяжут изъобилие имѣний, и стяжаний, и стада всячьскых скотовъ, ниже велия съкровища на земли, злата и сребра. Едино у них преизобилно стяжание и съкровище неистощаемо есть — прилѣжнейше съблюдение и скончание всѣхъ евангельскых заповѣдей, имиже скоро и удобь исправляется у них главизна добродѣтелей — любовь, яже къ Богу и ближнему своему, еяже ради день и нощь тружаются въ святыхъ Писаниихъ, ими же просвѣщаеми паче и паче разжигають себѣ углие божественых желаний, от нихже двизаеми и възставляеми млъчати не тръпять слово спасително и учително еже о славѣ Божии, и учяще беспрестани въ церкви люди Господня, и свѣдѣтелствующе всякому человеку неисчетное человеколюбие и благость яже къ живущим, якоже угодно есть Богу, и свое спасение страхом его съвръшающим; такожде възвѣщающе и нестерпимый его гнѣвъ и ярость яже на прогнѣвающая безпрестани неизглаголанное его длъготръпѣние всякыми беззаконии, и неправдовании, и студодѣании. Таковых убо себе дающе беспрестани людем и акы чадолюбивии отцы пекущеся безпрестани о спасении многых, честни бывают всѣмъ вкупѣ и любими, егоже ради съ всякым благодарениемъ и добрымъ изволениемъ прилагають имъ вседневную пищу и прочяя, елика къ житию потребна суть.

Если же некоторые, самолюбием и славолюбием ослепляемые, спросят: как и чем они питаются, любя совершенное нестяжательство, — я и это покажу им, ибо они сами добровольно закрывают глаза перед евангельской истиной, самолюбием и славолюбием побеждаемые. Не слышали ли вы, добрейшие, Спасителя нашего Иисуса Христа, говорящего священным ученикам своим: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Ищите же прежде царства Божия и правды его, и это все приложится вам». Эту спасительную заповедь владыки и поучение соблюдая, они не пекутся о том, как приобрести в изобилии имения, и богатства, и стада разного скота или большие земные сокровища, золото и серебро. Одно у них в изобилии богатство и сокровище неистощимое — прилежнейшее хранение и исполнение всех евангельских заповедей, посредством которых скоро и удобно достигается ими самая главная добродетель — любовь к Богу и ближнему своему, ради чего они день и ночь трудятся в изучении святых писаний, просвещаемые которыми они более и более разжигают в себе угли божественных желаний, движимые и руководимые которыми, они не могут умалчивать спасительное и учительное слово во славу Божью и поучают непрестанно в церкви людей Господних, доказывая всякому человеку неизмеримое человеколюбие и благость Господню к тем, которые живут, как угодно Богу, своего спасения страхом Божьим достигают; также возвещают и нестерпимый его гнев и ярость против непрестанно вызывающих гнев неизреченного его долготерпения всякими беззакониями, и неправдами, и постыдными делами. Так непрестанно посвящая себя служению людям и как чадолюбивые отцы заботясь непрестанно о спасении многих, они у всех находятся в чести и всеми любимы, и потому все с великой благодарностью и с добрым расположением предлагают им ежедневно пищу и прочее, что для жизни необходимо.

Но добро мнѣ повѣдати вамъ и образъ подаанию: есть бо не худаго смиреномудриа показание. По вся дни настоятель обители отпущаеть мниха два, имуща кождо мѣхъ лняной, на лѣвом плечѣ висящь, иже, вшедше въ град, объходят домы, сущыя въ единой улици, и просят о имени Господни хлѣбы на братию, и, наплънивше мѣхы чистых пшеничных хлѣбовъ, возвращаются въ обитель свою. Симъ образом по вся дни добывают себѣ вседневную пищу, премѣняюще улици градскыя. И просящеи кыи и какыя? Иже дотолѣ благороднии и пребогати, подражающе Господне убожество, волею обнищаютъ и без стыда служат потребамъ своея обители, кромѣ роптания и размышлений. А смиреномудрие игуменъ ихъ и еже на обѣдѣ благочиние кто, слыша, не ужаснется? Нѣсть видѣти у них жезлъ, носимый в рукахъ, — ни внутрь манастыря, ни внѣ, иже въ время божественых пѣний; ни лучшими одѣянии паче иных братия украшаемых. Въшедше же въ трапезу и «Отче нашь», якоже и у нас обычай есть, предрекше, сядут по ряду тихо и съ всякымъ благочиниемъ, предложеным уже хлѣбом имъ не на средѣ трапезы, якоже обычай у нас, но прямо их на край трапезы — единому комуждо колачь цѣлъ, и подлѣ ножь, и ложка, и стькляница праздна. И никтоже смѣеть преже игумена взяти свой хлѣбъ к себѣ, ниже урѣзавше, вкусити. Два же юны иноци входят, нося кождо на дщицѣ тонцѣ уготованое имъ брашно въ ставцѣхъ оловяных, и, наченше от послѣдних, простирають имъ ставченосну дщицу, и кождо своею рукою емлеть ставець, послѣ же всѣх игуменъ ихъ емлет и тъй ставець. И еще не смѣють коснутися хлѣбу, донде же учиненый инокъ чести начнеть чтения. И наченшу ему, ударяеть абие игуменъ трижды висящь предъ собою колоколець. Тогда сам же настоятель емлет к себѣ предложеный ему колачь, такожде и прочии. Ядущим же имъ, входить винолѣй и, наченъ от послѣдняго, наплъняеть вина по ряду сткляниця ихъ такожде. И аще ино что брашно внесено будет, от послѣдних начинаеть служай предложити даже до игумена. А по ядении стояще начинают благодарственыя пѣсни.

Но следует мне рассказать вам и о способе подаяния: ибо он служит свидетельством немалого смирения. Каждый день настоятель обители отпускает двух монахов, у каждого из которых сума льняная, на левом плече висящая, и они, войдя в город, обходят дома, находящиеся на одной улице, и просят Господа ради хлеба на братию, и, наполнив сумки чистым пшеничным хлебом, возвращаются в обитель свою. Таким способом они каждый день добывают себе пищу на день, переменяя городские улицы. Но кто и каковы эти просители? Это бывшие прежде благородные и богатейшие люди, которые, подражая Господней нищете, добровольно делаются нищими и не стыдятся послужить нуждам своей обители, без ропота и раздумий. А кто, услышав о смирении игуменов их и благочинии во время обеда, не ужаснется? Не увидишь у них в руке жезла — ни внутри монастыря, ни вне его, ни во время божественного пения; не видно и чтобы они лучшими, чем другие братья, одеждами украшались. Войдя же в трапезную и прочитав предварительно «Отче наш», как и у нас принято, сядут они по порядку тихо и со всяким благочинием, а хлеб уже положен у них не посередине стола, как у нас принято, но напротив каждого на краю стола — каждому из них целый калач, и рядом нож, и ложка, и чарка пустая. И никто не смеет прежде игумена взять себе свой хлеб или, разрезав его, попробовать. Тогда два юных инока входят, и каждый из них несет на тонкой дощечке приготовленное для братии кушанье в чашках оловянных, и, начав с последних, протягивают инокам эти дощечки с чашками, и каждый своей рукой берет чашку, а после всех уже и игумен берет чашку. Но еще не смеют они коснуться хлеба, пока назначенный инок не начнет читать положенное чтение. Когда же он начнет, то игумен ударяет трижды в висящей перед ним колокольчик. Тогда сам настоятель берет положенный перед ним калач, также и остальные. Когда они едят, входит виночерпий и, начав с последнего, наполняет также вином по порядку чарки их. И если другое какое кушанье будет принесено, и его прислуживающий предлагает, начиная с последних вплоть до игумена. После еды они встают и начинают петь благодарственные молитвы, и с пением выходят из трапезной попарно и благочинно и, войдя в церковь, здесь заканчивают благодарственные песни.

Услышим же и ино ихъ богоугодно и спасително умышление, его же умыслишя на съвръшено искоренение всякого злаго и худаго ихъ обычая. Заповѣдь дана бысть от игумена сущим у них священником и диаконом назирати другъ друга въ всю седмицу, гдѣ и въ чемъ кто съгрѣшилъ есть въ словѣ или въ ином нѣкоемъ бесчинии, и сицево прегрѣшение възвѣщати игумену. Вечеръ убо всякыя суботы по нефимоне[41] събирает игуменъ всѣх въ учененом нѣкоемъ притворѣ. И събравшимся имъ, первѣе творит учение духовно новоначалникомъ[42] и прочим простымъ братиямъ и, научивъ ихъ довольно, отпущаеть когождо въ келию его съ млъчаниемъ многым и безмлъвиемъ. Оставшеи же у него священници и диакони, научени бывше и они доволно от него, повелѣваеми бывають открыти комуждо ему, аще в чем видѣ нѣкоего съгрѣшивша: или въ словѣ, или въ смѣсѣ бесчинномъ, или яростию, или инымъ кыимъ сицевымъ прегрѣшениемъ. И открывшим ему съгрѣшенная имъ по всей седмици, сицевою епитемиею и исправляеть ихъ: повелѣваеть имъ приклонится на колѣнех на землю и правое плечо свое обнажити. И повелѣное абие сътворшимъ, инокъ единъ, повелѣвшу игумену, имѣя въ деснѣй руцѣ прутие строгано, въ образѣ вѣника, ходить по ряду, бия ихъ по нагу плѣча, глаголющих 50 псалом. И сице отпущаются съ благословениемъ въ своя ихъ келия.

Услышим и о другом их богоугодном и спасительном установлении, которое они придумали для полного искоренения всяких дурных и плохих своих привычек. Приказание дается игуменом имеющимся в обители священникам и дьяконам наблюдать друг за другом в течение всей недели, когда и в чем кто согрешит словом или другим каким-нибудь бесчинием, и о таком прегрешении извещать игумена. Вечером же каждую субботу после мефимона собирает игумен всех в назначенном для этого помещении. И когда все соберутся, то сперва игумен читает поучение духовное послушникам и прочим простым братьям и, поучив их достаточно, отпускает каждого в его келью, где тот пребывает в молчании великом и безмолвии. Оставшимся же при нем священникам и дьяконам, когда они также будут достаточно им наставлены, игумен повелевает, чтобы каждый из них открыл ему, кого в чем он видел согрешившим: или словом, или неприличным смехом, или гневом, или другим каким-нибудь подобным прегрешением. И когда они откроют ему, в чем кто согрешил в течение всей недели, такой епитимией он исправляет их: повелевает им опуститься на землю на колени и правое плечо обнажить. И когда они повеление исполнят, один из иноков, по приказанию игумена, держа в правой руке очищенные прутья, в виде веника, ходит и по очереди бьет их по обнаженному плечу, причем те читают пятидесятый псалом. После этого бывают отпущены с благословением в свои кельи.

Познавше убо, как и откуду даются имъ вседневныи колачи, нынѣ же услышим, откуду прибываеть и прочая потребная брашна по Божию промыслу. Градовом жителие от многаго их егоже имут к нимъ благоговѣиньства и любви за богоугодное пребывание и жительство ихъ — овъ убо бочку вина, овъ же елѣа, овъ же рыбы, овъ же сыры и яйця посылають имъ. Инъ же нѣкый, въ нужу нѣкую и бѣду пад, приносить имъ кормъ, моливъ игумена, да велит сущимъ подъ рукою его братиямъ помолитися Господеви о немъ, да избавить его Господь от яже чает на себѣ скорби. И въ время обѣда игуменъ глаголеть въ услышание всѣм: «Питавый нас днесь молит вас молитися Богу, яко да избавить и Господь от нужди его и печали, еяже чаетъ на себе. Помолитеся убо о немъ прилѣжно, кождо въ кѣлии своей!» И преподобными молитвами ихъ избывъ онъ печали, еяже чаялъ на себе, пакы обилно прилагаеть имъ яже на потребу.

Узнав, каким образом и откуда подается им ежедневно хлеб, услышим теперь и то, откуда получают они и остальную необходимую пищу по промыслу Божьему. Жители городов по причине великого своего к ним благоговения и любви из-за богоугодного существования и жизни этих монахов присылают им — кто бочку вина, кто масла, кто рыбы, а кто сыр и яйца. Иной кто-нибудь, в несчастье каком-нибудь или беде находящийся, приносит им пищу, прося игумена, чтобы тот велел находящимся под его управлением братьям помолиться Господу о нем, чтобы его избавил Господь от ожидаемой им скорби. И во время обеда игумен говорит во всеуслышание: «Тот, кто сегодня кормил нас, умоляет вас помолиться Богу, чтобы его избавил Господь от несчастья и печали, которую он ожидает. Помолитесь же о нем прилежно, каждый в келье своей!» Так, благодаря преподобным молитвам их избавившись от печали, которую он ожидал, человек опять в изобилии дает им все необходимое.

Предобрѣ убо и премудрѣ обѣщалъ священным своимъ ученикомъ человеколюбивый, рекъ: «Взыскуйте преже царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вамъ».[43] Сего ради и тии, поне же царствие Божие, сирѣчь спасение свое и ближних своихъ, прилѣжно и якоже богоугодно взыскують учении всякыми и частыми, яже от божественых Писаний, себе же и послушающая ихъ спасають, въ лѣпоту и правду и человеколюбивый Богъ спасаемых изобилуеть яже къ житию потребная, споспѣшьствующим ему въ спасение многых, «царствие Божие» от него приточнѣ нарицаемо. Аще убо «наслѣдие» дасться ему от Отца сущаа вездѣ языкы и «удръжание конци земли»,[44] якоже писано есть въ второмъ псалмѣ; и въ ином псалмѣ: «Въцарися Богъ надъ языкы»[45] — како же инако царствовалъ, а не точию вѣрою и обращениемъ еже к нему? Акы бо съдѣтель и промысленикъ всѣх царь есть выну; приемлет же царствие от Отца и яко человек, яже же сам глаголеть о себѣ въ втором псалмѣ: «Азъ же поставленъ есмь царь от него».[46] Блажени убо въистину, елици възыскують растити выну ему толь прежелаемо ему царствие правдою его, сирѣчь прилѣжнымъ дѣланиемъ святых его заповѣдей, тружающеся беспрестани въ поучении и прочитании богодухновеных Писаней его, их же тайную силу съ усръдиемъ всякым простым людемъ изъясняюще и учение всяческая от себе примышляюще, плодоносять выну Владыцѣ своему душя словесныя, уловлени дотолѣ от диавола. И сего ради всяко услышят от него сие «Благодать вамъ, раби добри и вѣрнии! Въ малѣ явистеся вѣрни, надо многымъ поставлю вас: внидѣте въ радость Господа своего».[47] Толика убо и о семъ довлѣють въ славу Господа нашего Исуса Христа и на ползу, вкупѣ и ревность божественую, тѣмъ, иже благодарствено слушают повѣсти яже о благовѣрии. Нынѣ же ину нѣкую услышим подобнѣ душеполезную повѣсть, достойну памяти, подражаниа, аще убо поистинѣ желаемъ благоугодити Господу нашему.

В доброте своей и премудрости обещал священным своим ученикам человеколюбивый Господь, сказав: «Ищите прежде царства Божия и правды его, и это все приложится вам». Поэтому и они, поскольку они царство Божие, то есть спасение свое и ближних своих, прилежно и богоугодно ищут поучениями различными и частыми из божественных писаний, себя и слушающих их спасают, достойно и праведно, в свою очередь, человеколюбивый Бог спасающимся дает в изобилии все необходимое для жизни, содействующим ему в спасении многих, а это спасение он «царством Божиим» иносказательно называет. Если даны ему Отцом живущие везде народы в «наследие и владение пределы земли», как написано во втором псалме; и в другом псалме: «Воцарился Бог над народами» — как бы он иначе царствовал, если не посредством веры в него и обращения к нему? Ибо как создатель и попечитель всех царствует он всегда; получает же царство от Отца и как человек, как сам говорит о себе во втором псалме: «Я поставлен царем от него». Итак, блаженны воистину те, которые заботятся, чтобы столь желанное Богу царство возрастало постоянно правдой его, то есть прилежным исполнением святых его заповедей, которые трудятся непрестанно в изучении и чтении боговдохновенных Писаний его, которые, потаенный смысл их с усердием всяким простым людям объясняя и поучения всяческие от себя добавляя, приносят всегда, как плоды, Владыке своему души разумные, до этого уловленные от дьявола. За это они несомненно услышат от него вот что: «Хорошо, рабы добрые и верные. В малом были вы верны, над многим поставлю вас: войдите в радость Господина своего». Сказанного здесь об этом достаточно для славы Господа нашего Иисуса Христа и для пользы, вместе и для возбуждения ревности божественной у тех, которые с благодарностью слушают повести о благочестии. Теперь же прислушаемся к некоей другой также душеполезной повести, достойной памяти, подражания, если действительно желаем угодить Господу нашему.

Флоренция — град есть прекраснѣйшы и предобрѣйши сущих въ Итталии градовъ, их же азъ видѣх. В том градѣ манастырь есть, мниховъ отчина, глаголемых по-латынскы предикаторовъ,[48] еже есть божиих проповѣдниковъ. Храм же священыя сея обители святѣйшаго апостола и евангелиста Марка получивъ призирателя и предстателя. В сей обители игуменъ бысть нѣкый священый инокъ Иеронимъ званиемъ,[49] латынинъ и родом и учением, преполонъ всякыя премудрости и разума богодухновеныхъ Писаний и внѣшняго наказаниа, сирѣчь философии, подвижникъ презѣленъ и божественою ревностию доволно украшаем. Сей, премногый разумом богодухновеныхъ Писаней и болии — божественою ревностию, уразумѣвъ граду сему двѣма богомръзкым грѣхомъ злѣйше порабощену сущу, сирѣчь богомръзкымъ содомитскым безакониемъ и безбожнаго лихоиманиа и безчеловеческымъ рѣзоиманиемъ, ревностию Божиею разжежеся, съвѣтъ совѣтовавъ добръ и богоугоденъ: сирѣчь учителнымъ словомъ еже от божественых Писаней пособити граду оному и истребити от него в конець нечестия сия. И сие съвѣтовавъ, начятъ учити въ церкви люди Божия всячьскыми премудрыми учении и изъяснѣнии книжными, въ храмѣ святого Марка-евангелиста събираемымъ к нему часто многымъ слышателем благородным и пръвымъ жителемъ града того. И възлюбленъ бывъ от всего града, помолишя его в той самой съборной церкви прешедшу учити ихъ Божию слову и закону. И онъ, възлюбивъ ихъ съвѣтъ и изволение, съ усръдиемъ подъятъ иже под Бозѣ сицевъ подвигъ. И по вся недели, и вся нарочиты праздникы, и по вся дни всея святыя Четыредесятници[50] събираяся въ соборную церковь, предлагаше имъ учителное слово от высокаго сѣдалища, стоя на два часа, есть егда и множае простирая поучение. И толико възможе слово его, яко болшая часть града, възлюбивши крѣпкая и спасителная учения его, отступити съвръшено злобы и лукавьства и възлюбити вмѣсто всякого блуда, и студодѣяниа, и нечистоты плотскыя всякое цѣломудрие и чистоту, неправеднаго же, и лихоимца, и рѣзоимца немилосерда видѣти бѣ абие праведнѣйша, и милостива, и человеколюбца бывша. И нѣкымъ от сицевых подражающимъ Закхѣя, началника мытаремъ, иже въ Евангелии,[51] злѣ и неправеднѣ събрана бывша ими имѣния расточяющим добрѣ сущим в нужах руками учителя своего. И да не вся по ряду исправления его глаголя, стужаю прочитающим списания сия — множае града того преложишяся от всякыя злобы ихъ въ всякый образ добродѣтели достохвалныя.

Флоренция — город прекраснейший и лучший из находящихся в Италии городов, которые я сам видел. В том городе есть монастырь, где живут монахи, называемые по-латински предикаторы, то есть божьи проповедники. У храма же священной этой обители святейший апостол и евангелист Марк является покровителем и предстателем перед Господом. В этой обители игуменом был некий священноинок по имени Иероним, латинянин по происхождению и по вере, исполненный всякой премудрости и понимания боговдохновенных Писаний и внешней науки, то есть философии, подвижник великий и обильно украшенный божественной ревностью. Этот игумен, движимый великим пониманием бого-вдохновенных Писаний, и еще более — божественной ревностью, поняв, что город Флоренция двумя богомерзкими грехами сильно порабощен, то есть богомерзким беззаконием содомитов и безбожным лихоимством и бесчеловечным ростовщичеством, божественной ревностью разжегся и пришел к следующему доброму и богоугодному решению: поучительным словом из божественных Писаний помочь городу тому и полностью истребить эти нечестия. Приняв такое решение, он начал учить в церкви людей Божьих всякими премудрыми поучениями и разъяснением книг, а в храм святого Марка-евангелиста собиралось к нему часто множество слушателей из числа благородных и первых жителей города того. Его полюбил весь город, и упрашивали его, чтобы он в самую соборную церковь пришел и стал учить их Божьему слову и закону. И он, согласившись с их решением и желанием, с усердием предпринял этот подвиг из любви к Богу. И каждое воскресенье, и во все большие праздники, и каждый день на протяжении всей святой Четыредесятницы, приходя в соборную церковь, он обращался к народу с поучительным словом с высокой кафедры, стоя по два часа, а иногда и дольше продолжалось поучение. И такое действие произвела проповедь его, что большая часть города, полюбив твердые и спасительные поучения его, отказалась совершенно от злобы и лукавства и полюбила вместо всякого блуда, и постыдных дел, и плотской нечистоты всяческое целомудрие и чистоту, а неправедный, и лихоимец, и ростовщик сделались все праведнейшими, и милостивыми, и человеколюбивыми. А некоторые из них, подражая Закхею, начальнику мытарей, упоминаемому в Евангелии, зло и неправедно собранные ими имения добровольно раздавали нуждающимся руками учителя своего. Скажу попросту, чтобы, говоря обо всех по порядку его деяниях, не наскучить читателям рассказа этого, — большая часть города превратилась из последователей великой злобы в настоящий образец достохвальной добродетели.

Едино же нѣкое исправление похвално, съдѣяно бывше единою женою убогою, повѣмъ любителем добродѣтелей, из негоже и имже возмогуть разумѣти силу богодухновеныхъ учений мужа оного. Сынъ убогыя оноя вдовици, обрѣтъ на улици повръжену мошну камчату, в ней же бяше златиць 500, отнесе къ матери своей. И она, видѣвши, не възрадовалася о семъ, яко таковым обрѣтениемъ избыти хочет послѣдняго убожества своего, ниже съкрыла у себе, но абие отнесла ю къ священному учителю граду и рече: «Се, преподобнѣйше отче и учителю, виждь: мошну сию найде сынъ мой повръжену на улицѣ. Възми ю и, якоже вѣсть преподобие твое, да обрящетъ потерявшаго ея, и отдажь ему свое, да не скръбь имѣетъ неутѣшимую человѣкъ о семъ». И учитель, удивився правдолюбному норову вдовици и благословивъ ея, отпустилъ. Въ единъ же день, учя въ церкви, по скончянии учения възопи: «Аще кто погубилъ имѣния, да станет въ среди и да глаголеть количество погубленаго имѣния, и качество мошны, и день, в он же погубилъ имѣние, — и възмет свое». И представъ погубивый имѣние и сказавъ учителю и день, и число, и образ мошны. «Се имаши, — рече, — твое, о юноше, и убогую сию вдовицу, яко же произволяеши, утѣши, понеже избавила тебе многыя, еяже имѣлъ еси, скръби». И той, иземъ 100 златиц, далъ ей съ всякою радостию. Колико похвалнѣйши вдова сия паче хвалимыя въ Евангелии двух ради лѣптъ, их же връгла въ даръ Божий![52] Поне же она убо въ своих си и малых показала боголюбное свое, сия же въ чюжихъ и многых показала свое правдолюбное и человеколюбное.

Об одном только поступке похвальном, совершенном одной женщиной бедной, расскажу любителям добродетели, из которого они смогут понять силу боговдохновенных поучений мужа того. Сын бедной этой вдовы, найдя на улице потерянный кошелек из камки, в котором было пятьсот золотых монет, принес его матери своей. Но она, увидев кошелек, не обрадовалась тому, что такой находкой она сможет избавиться от крайней своей нищеты, и не скрыла находки у себя, но тотчас отнесла ее священному учителю города и сказала: «Вот, преподобнейший отец и учитель, смотри: кошелек этот потерянный нашел сын мой на улице. Возьми его и, как знает преподобие твое, отыщи потерявшего кошелек и отдай ему его, чтобы не скорбел неутешно человек об этом». Учитель, подивившись правдолюбивому нраву вдовы, благословив, отпустил ее. Однажды, когда учил в церкви, он возгласил, окончив поучение: «Если кто потерял деньги, пусть выйдет на середину и пусть скажет о количестве потерянных денег, и приметы кошелька, и день, когда он потерял деньги, — и возьмет свое». Тогда предстал потерявший деньги и сказал учителю и день, и количество денег, и приметы кошелька. «Вот тебе, — сказал учитель, — твое, о юноша, а убогую эту вдову, как хочешь, утешь, ибо она избавила тебя от большой печали, которую ты испытывал». Тот, вынув сто золотых монет, отдал ей с большой радостью. Насколько более заслуживает похвалы вдова эта в сравнении с той, которая восхваляема в Евангелии за две лепты, которые она положила в дар Богу! Потому что та в принадлежавшем ей и в «малом проявила свою набожность, а эта в чужом и значительном имуществе проявила свою правдивость и человеколюбие.

Имамъ убо и ина нѣкая сицева достопамятна исправления богоугоднаго оного учения повѣдати вамъ, но да не сытостию списания сего стужаю ушесемъ вашимъ, волею сиъ миную, нынѣ же къ концу пятолѣтных учений его[53] обращу стремление словесное. Понеже убо полъграда добрѣ, якоже Богу угодно, исправися имъ, а другая половина пребываше не точию преслушая и противляяся божественым оного поучениемъ, но и враждоваше ему толико, яко замазати брусокъ человечьскым калом, на нем же обыче опиратися руками, стоя и изливая людемъ струя учениемъ. Он же, Спасову кротость и длъготерпѣние къ всѣмъ подражая, вся тръпяше доблевьственѣ, многых исправления жадая. Сего ради ни самѣхъ, иже въ властѣх церковных суть, а не апостолоподобнѣ живуть и о паствѣ Спаса Христа не пекутся, якоже лѣпо, — ниже тѣхъ хваляше, но без страха обличаше прегрѣшения ихъ и глаголаше часто: «Аще бы мы жительствовали достойно Евангелию Спаса Христа, вся убо всяко иновѣрныя языкы обратилися бы къ Господу, зряше наше равноаггельно житие, и было убо бы намъ сие въ спасение велико и наслажение вѣчных благь. Нынѣ же, супротивно евангельскых заповѣдей живуще, и ниже себе исправляемъ, ниже иныхъ къ благочестию руководити печемся — что ино слышати чаемъ от праведнаго Судии развѣ сего: “Горе вамъ, книжници и фарисее, лицемѣри, яко затворяете царство небесное пред человекы; сами не входите и хотящая внити възбраняете имъ”».[54] Сия глаголя не обинуяся и еще же жесточайшими сих словесы зазирая удивляемому у них папѣ, и сущимъ о немъ кардиналем, и прочему причту ихъ, болшыя ненависти и вражды вину далъ на себе възненавидѣвшимъ изначала священных его учений. Еретика бо его прочее, и хульника, и лестьца нарицаху акы отвръзша уста своя на священнаго ихъ папу и всея церкви римьскыя. Доиде же и до Рима сицевый о немъ слухъ и папу и сущаго о немъ причта зѣло смутилъ, яко и съборную ихъ заповѣдь послати ему,[55] заповѣдующу ему не учити люди Господня, уподобившеся глаголющимъ в «Дѣяниихъ святых апостолъ»: «Но, да не на множае распрострется въ людехъ, прѣщениемъ запрѣтим имъ не глаголати к тому о имени семъ ни единому от человекъ».[56] Такова убо они совѣтовашя и тако ему заповѣдашя, приложивше въ соборномъ ихъ писании, яко аще не престаетъ прочее, и проклятъ будеть от них акы еретикъ. Онъ же не точию не послушалъ безаконый ихъ съвѣтъ сицевый, но наипаче разжежеся божественою ревностию и съборное ихъ послание неправедно и Богу неугодно обличаше акы повелѣвающе ему не учити в церкви вѣрных. И сего ради множае пребываше, обличяя ихъ беззакония, уже бо, якоже лѣпо есть мыслити мнѣ, судив себѣ и умрети за благочестие и Божию славу, аще потребно будет. В них же бо аще възгорится огнь ревности, яже по Бозѣ, не точию имѣний и стяжаний, но и самое житие презрѣти творить. И свидѣтель неотложенъ — самъ Господь, глаголя: «Желаниемъ въжделѣхъ сию пасху ясти с вами».[57] Сие же глагола елма хотяще вкусити яко человекъ смерти за славу Бога и Отца своего и за человечьское спасение. И самъ Христовъ теплѣйший рачитель и ревнитель Павелъ глаголя: «Желаю разрѣшитися и съ Христомъ быти»;[58] и пакы: «Мнѣ же еже жити — Христос есть, и еже умрети — приобрѣтение».[59] Елма же иже о папѣ не престааху претяще ему и всякымъ образом оттръзающе учителнаго сѣдалища, такожде и онъ пребываше не послушая ихъ и неправдования ихъ обличая, смерти его предати съвѣщашя, еже и сътворишя тѣмъ образом: избравше нѣкоего зенерала именемъ Иакымъ,[60] зѣлнаго по ихъ лукавому съвѣту, послаша и, въоруживше его областию папиною низложити его от власти игуменскыя и, испытавшу его, смертию осудити яже огнемъ акы непокорива, и досадителя, и клеветника апостольскыя римскыя церкви. Пришед же онъ въ град Флоренцискый[61] и показав болшимъ градоначалником грамоты папины, поставилъ его на судилище и мучителскы испытааше его. И оному съ дръзновениемъ отвѣщающу противу всѣх лукавьствъ неправеднаго испытателя, и судии не могущу обвинити его, свѣдѣтели лживи от части безаконных и непокоршихся учениомъ его въсташя на оного преподобнаго и неповиннаго казателя града ихъ, носяще на нь тяжчайшаихъ и неправденых оглаголаний. Им же повинувшеся, неправеднии онии судии сугубою казнию осудишя его и ины два священныя мужа,[62] споспѣшникы его: на древѣ повѣсивше, та же огнь възгнѣтивше под нимъ, съжгощя ихъ.

Мог бы я и другие некоторые подобные достопамятные следствия богоугодного учения того мужа поведать вам, но чтобы пространностью рассказа этого писания не пресытить слух ваш, добровольно опускаю их и к концу пятилетнего учения его обращу течение словесное. Итак, полгорода добрым образом, как Богу угодно, исправилось благодаря ему, другая же половина не только не слушалась его и противилась его божественным поучениям, но и была враждебна к нему настолько, что они замазали человеческим калом перила, на которые он привык опираться руками, стоя и изливая людям струи поучений. Он же, подражая кротости и долготерпению ко всем Спасителя, все терпел мужественно, желая исправления многих. Поэтому он и тех, которые находятся у власти церковной, но живут не по-апостольски и о пастве Спасителя Христа не пекутся, как подобает, — даже тех он не похвалял, но безбоязненно обличал прегрешения их и часто говорил: «Если бы мы жили согласно Евангелию Спасителя Христа, несомненно, все иноверные народы обратились бы к Господу, видя нашу равноангельскую жизнь, и это много послужило бы нам ко спасению и наслаждению вечными благами. Теперь же, живя вопреки евангельским заповедям, мы ни себя не исправляем, ни других не стараемся привести к благочестию — что другое мы надеемся услышать от праведного Судьи, кроме этого: “Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете царство небесное человекам; сами не входите и хотящих войти не допускаете”». Говоря это без стеснения и еще более жестокими словами осуждая почитаемого у них папу, и состоящих при нем кардиналов, и прочий их клир, он подал повод к еще большей к нему ненависти со стороны возненавидевших изначально священные его поучения. Они называли его даже еретиком, и хулителем, и обманщиком, поскольку он отверз уста свои на священного их папу и всю церковь римскую. Дошел и до Рима такой слух о нем и сильно смутил папу и состоящий при нем клир, так что они послали ему соборное запрещение, запрещающее ему учить людей Господних, и уподобились говорящим в «Деяниях святых апостолов»: «Но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозой запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей». Таким образом они решили и так ему запретили, прибавив в соборном своем писании, что если он не прекратит впредь так поступать, то будет проклят ими как еретик. Он же не только не послушался такого беззаконного их решения, но еще более разжегся божественной ревностью и соборное их послание называл неправедным и неугодным Богу как повелевающее ему не учить в церкви верующих. Поэтому он еще более стал обличать их беззакония, ибо, как я не без основания догадываюсь, он решил про себя и умереть за благочестие и Божью славу, если это будет необходимо. Ибо в ком возгорится огонь божественной ревности, того он не только богатства и имения, но и саму жизнь заставляет презирать. И свидетель тому непреложный — сам Господь, говорящий: «Очень желал я есть с вами сию пасху». Это он сказал, так как хотел принять как человек смерть во славу Бога Отца своего и ради человеческого спасения. И сам страстный последователь и пособник Христов Павел говорит: «Имею желание разрешиться и быть со Христом»; и еще: «Ибо для меня жизнь — Христос и смерть — приобретение». Поскольку же приверженцы папы не переставали грозить ему и всяким образом отрывать его от проповеднической кафедры, а он со своей стороны продолжал не подчиняться им и неправды их обличать, то они решили смерти предать его, что и исполнили следующим образом: избрав некоего генерала, по имени Иоаким, рьяного в исполнении их лукавого решения, послали его, уполномочив властью папы лишить проповедника власти игуменской и, допросив его, предать его смерти через сожжение как непокорного, и противника, и клеветника апостольской римской церкви. Этот Иоаким, прибыв в город Флоренцию и показав высшему начальству города грамоты папы, вызвал проповедника в суд и подверг его мучительным пыткам. Когда тот дерзновенно отвечал на все ухищрения своего неправедного следователя, так что судья не мог признать его виновным, свидетели лживые из числа беззаконников и не покорившихся его учению выступили против этого преподобного и невинного наставника города их, высказывая против него самые тяжкие и неправедные обвинения. На основании этих обвинений неправедные те судьи к двойной казни присудили его и еще двух священных мужей, учеников его: на виселице повесив, разожгли огонь под ней и сожгли их.

Таковъ конець житию преподобныхъ онѣхъ триехъ инокъ, и таково им възмездие о подвизѣх яже за благочестие от непреподобнѣйшаго ихъ папы — Александръ тогда бѣ, Александръ, иже от Испании,[63] иже всякымъ неправдованиемъ и злобою превзыде всякого законопреступника. Аз же толико совѣтенъ бывати, неправденым онѣмъ судиямъ отстою, яко и прикладовалъ бы убо ихъ с радостию древнимъ защитителемъ благочестию, аще не бышя латыня вѣрою: ту же бо древнимъ ревность теплѣйшу за славу Спаса Христа и за спасение и исправление вѣрных позналъ есмь въ преподобных онѣхъ иноцѣхъ, — не от иного слышавъ, но самъ ихъ видѣвъ и въ учениих ихъ многажды прилучився. Не точию же ту же древним ревность за благочестие познах в них, но еще и ту же имъ премудрость, и разумъ, и икуство богодухновеныхъ Писаний и внѣшних познахъ в нихъ, и множайше инѣх — въ Иеронимѣ, иже на два часа, есть когда и болши, стоя на сѣдалищи учителном, видяшеся изливая имъ струя учителна преобилно, — не книгу дръжа и приемля оттуду свѣдѣтельства, показателна своихъ словесъ, но от скровища великыя его памяти, в ней же съкровенъ былъ всякъ богомудренъ разумъ искуства святых Писаний.

Такой был конец жизни этих трех преподобных иноков, и такое получили они воздаяние за подвиги во имя благочестия от недостойнейшего их папы — Александр тогда был им, Александр, родом из Испании, который всякими неправдами и злобой превзошел всех законопреступников. Я же настолько далек от согласия с неправедными теми судьями, что с радостью сравнил бы погибших иноков с древними защитниками благочестия, если бы они не были верой латинянами, ибо подобную древним мученикам горячую ревность за славу Спасителя Христа и за спасение и исправление верных усмотрел я в преподобных тех иноках, — не от другого кого-нибудь слышал, но сам их видел и на поучениях их многократно присутствовал. Не только подобную древним ревность за благочестие я усмотрел в них, но еще такую же премудрость, и разум, и искусство в боговдохновенных и внешних писаниях я усмотрел в них, и более других — в Иерониме, который по два часа, а иногда и более, стоя на кафедре учительской, обильно изливал слушателям струи учения, — не книгу держа в руках и черпая оттуда свидетельства, подтверждающие его слова, но заимствуя их из сокровищницы своей великой памяти, в которой было сокрыто всякое богомудрое понимание искусства святых Писаний.

Сия же пишу, не яко да покажу латынскую вѣру чисту, съвръшену и прямоходящу въ всѣх, — да не будеть на мнѣ таково безумие! — но да яко покажу православным, яко и не у правомудреных латынѣхъ есть попечение и прилѣжание евангельскых спасителных заповѣдей и ревность за вѣру Спаса Христа, аще и не съвръшеному разуму, якоже глаголеть божественый Павелъ-апостолъ о непокоривых иудѣех: «Свѣдѣтельствую бо имъ, яко Божию ревность имуть, а не по съвръшеному разуму».[64] Сице и латыне, аще и въ многыхъ съблазнилися, чюжа нѣкая и странна учения приводяще, от сущаго в нихъ многоученаго еллиньскаго наказания прелщаеми, но и не до конца отпадошя вѣры, и надежы, и любви яже въ Спаса Христа, его же ради къ святымъ его заповѣдемъ уставляют прилѣжно иночьское ихъ пребывание сущии у них мнихи, их же единомудрено, и братолюбно, и нестяжателно, и млъчаливо, и беспечално, и въстанливо къ спасению многых подобаеть и намъ подражати, да не обрящемся ихъ втории. Сие же глаголю елико въ прилѣжном дѣлании евангельскыхъ заповѣдей, зане якоже ихъ не съвръшает прилѣжно дѣлание заповѣдей Спасовыхъ не отступающих своих си ересей, сице ниже нас съвръшаеть едина православная вѣра, аще не пристяжемъ и евангельскых заповѣдей прилѣжно дѣлание. Самъ бо тъй Господь въпиеть къ преступающим ихъ: «Что ми глаголете: “Господи! Господи!” и не творите, яже азъ повелѣваю вам!»,[65] сирѣчь молитвы чясты и длъгы приносите мнѣ, моя жъ заповѣди презираете и не исплъняете ихъ дѣломъ, якоже азъ уставихъ я. И инде той же Господь: «Всякъ слышай словеса моя сия и не творит я, уподобится мужу бую»,[66] и прочая. Тоея же ради вины и пять оны девы буи нарекошяся и внѣ чрътога небеснаго затворишася.[67] Такожде и въшедый въ мысленыя бракы не въ одежу брака,[68] связанъ по руцѣ и по нозъ, изринется и въвръжется въ тму кромѣшную. Такожде и хвалящеися сътворшии въ имя Господне силы многыя, и пророчьствовашя, и бѣсы изгнашя, не познаваются тогда от праведнаго Судии и слышатъ от него: «Отступите от мене, дѣлателие беззаконию; аминь глаголю вамъ: николи же познахъ васъ».[69] И аще пророчьствоваху о имени Господни, и бѣсы изгоняху от человекъ, и силы многы творяху, чесо ради не познаваеть ихъ и отрѣваетъ, и «дѣлателя беззаконию» нарицает? Отвѣтъ въпросу тому: поне же аще и чюдодѣйствоваху сицевии по нѣкоему неявленому строению Божия силы, но, якоже видятся, не имѣли богодарованный даръ съвръшенныя любви яже къ Вышнему и ближнему ихъ, ей же съпряжена есть боголѣпная и боготворная милость, яже къ всѣм требующимъ милости и помощи. И свѣдѣтель неложенъ — блаженый апостолъ Павелъ, въпия: «Аще и предамъ тѣло мое, да съжгут е, любве же не имам, нѣсть ми полза ни едина».[70] Елма убо они таковую боголѣпную и боготворную любовь не стяжашя и съпряжену ей милость, сего ради не познаваются от милостиваго Бога и яко «дѣлатели беззаконию» отрѣваеми суть. «Суд бо без милости не сътворшим милость»,[71] — глаголеть божественое слово. Не приимаеть внутрь себе божественый рай съкрывающих съ всякым лихоиманиемъ и безчеловечиемъ себѣ на земли съкровища злата и сребра, но отрѣваеть их, глаголя: «Вонъ, пси, и чародѣя, и блудодѣя, и убийци, и идолослужители, и всякъ, иже любить и творит лжу».[72] «Блаженъ мужь, — рече, — разумѣваяй на нища и убога»,[73] сирѣчь милуяй и щедря его; а оскръбляяй его, и обидя, и снѣдаа безпрестани вселѣтными истязании ростовъ — проклят от Бога есть, и отриновенъ, и въ огнь негасимый отсылаемъ, и съ нищененавидцом богатом съжигаемъ[74] въ вѣкы вѣком. Богу нашему слава, и дръжава, и велелѣпие въ бесконечныя вѣкы, аминь.

Я это пишу не для того, чтобы показать латинскую веру чистой, совершенной и правильной во всем, — да не будет во мне такого безумия! — но чтобы показать православным, что и у неправильно мудрствующих латинян есть попечение и прилежание о евангельских спасительных заповедях и ревность за веру Спасителя Христа, хотя и не до конца осмысленные, как говорит божественный Павел-апостол о непокорных иудеях: «Ибо свидетельствую им, что имеют ревность по Боге, но не по рассуждению». Так и латиняне, хоть и во многом соблазнились, к ошибочным некоторым и странным учениям обращаясь, прельщенные присущим им многознанием эллинских наук, но не окончательно отпали от веры, и надежды, и любви в Спасителя Христа, ради которого их монахи по святым его заповедям прилежно устраивают свою иноческую жизнь, так что их единомыслию, и братолюбию, и нестяжательности, и безмолвию, и умиротворению, и заботе о спасении многих следует и нам подражать, чтобы не оказаться хуже их. Это я говорю относительно прилежного исполнения евангельских заповедей, ибо как их не делает совершенными прилежное исполнение заповедей Спасителя, пока они не откажутся от своих ересей, так и нас не делает совершенными одна православная вера, если не дополняем ее прилежным исполнением евангельских заповедей. Ибо сам Господь взывает к преступающим их: «Что вы зовете меня: “Господи! Господи!” и не делаете того, что я повелеваю вам?», то есть молитвы частые и продолжительные приносите мне, а мои заповеди презираете и не исполняете их на деле, как я установил их. И в другом месте Господь говорит: «Всякий, кто слушает сии слова мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному», и прочее. По этой же причине и те пять дев названы неразумными и не были впущены в небесный чертог. Также и пришедший на мысленный брачный пир не в брачной одежде, связанный по рукам и по ногам, будет изгнан и ввержен во тьму кромешную. Также и хвалящиеся тем, что они совершили во имя Господа чудеса многие, и пророчествовали, и бесов изгнали, не будут признаны тогда праведным Судьей и услышат от него: «Отойдите от меня, делатели неправды; аминь говорю вам: не знаю вас, откуда вы». Если же они пророчествовали во имя Господа, и бесов изгоняли из людей, и многие чудеса творили, то почему он не признает их, и отгоняет, и «делателями неправды» называет? Ответ на вопрос этот: потому что хотя они и творили чудеса по какому-то неведомому действию Божьей силы, но, как кажется, они не имели дарованный Богом дар совершенной любви к Всевышнему и к ближним своим, с которой соединена Богом украшенная и Богом созданная милость ко всем нуждающимся в милости и помощи. Неложный свидетель этому — блаженный апостол Павел, взывающий: «И если я отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, то нет мне в том никакой пользы». Поскольку же не было в них такой Богом украшенной и Богом созданной любви и соединенной с ней милости, поэтому не признаются они милостивым Богом и как «делатели неправды» отгоняются им. «Ибо суд без милости не оказавшим милости», — говорит божественное слово. Не принимает в себя божественный рай скрывающих себе на земле со всяким лихоимством и бесчеловечием сокровища золота и серебра, но отгоняет их, говоря: «Вон, псы, и чародеи, и блудники, и убийцы, и идолослужители, и всякий, кто любит неправду и совершает ложь». «Блажен, кто, — как сказано, — помышляет о нищем и бедном», то есть милующий и щедро подающий ему; а оскорбляющий его, и обижающий, и угнетающий его непрестанно ежегодным требованием долгового роста — проклят от Бога, и отвержен, и в неугасимый огонь отсылается, и с ненавидящим нищих богачом сжигается на веки вечные. Богу нашему слава, и владычество, и благолепие на бесконечные века, аминь.

[1]Многымъ сущимъ считаемымъ от божественаго апостола свойством и дѣйствомъ неложныя и съвръшеныя любви... — Вероятно, имеется в виду «Первое соборное послание» Иоанна Богослова (гл. 4).

[2]Съй бо въистину вѣренъ и истиннѣйши другъ... — Представление о том, что основой содержания письма являются заверения в дружбе, сложилось еще в античной эпистолографии. Культ дружбы характерен и для средневековых авторов писем.

[3]...и халдѣскаго, и латынскаго, бѣсы обрѣтенаго учительства. — Халдеи — здесь имеются в виду вавилонские жрецы. Латинянами, равно как и немцами, Максим Грек называет католиков.

[4]...Николаа Германа... — Николай Булев (Бюлов, ум. в 1548 г.) — придворный врач Василия III, публицист. Его сочинения были посвящены вопросу о соединении католической и православной церквей, а также пропаганде астрологии.

[5]Вѣмы бо, яко сицевая прелесть от Зороастра и Тана... — Эта фраза с некоторыми пояснениями заимствована из византийской энциклопедии Х в. Лексикона Свиды (см. статью). Заратуштра (Зороастр) — в иранской мифологии пророк и основатель религии зороастризма. В средние века учение Заратуштры связывали с магией, астрологией и алхимией. Остан — персидский маг, упоминаемый целым рядом античных авторов; ему было приписано много сочинений по астрономии и алхимии.

[6]...некый мудрець еллинскый именемъ Кевисъ. — Кебес — ученик Сократа, участник платоновского диалога «Федон». Дальше Максим Грек перефразирует отрывок из диалога «Картина», который приписывался Кебесу (гл. 7).

[7]...премудръ нѣкый христианскый философъ... — Эта и следующая цитаты заимствованы из Лексикона Свиды (см. túchē). Второе изречение принадлежит Прокопию Кесарийскому.

[8]...тихинь и имарменинь... — Греч. hē túchē — «случай» (в рукописи глосса: «счастие»), hē heimarménē — «судьба, рок».

[9]...от внѣшных, всѣхъ философъ... — «Внешними» назывались в средние века светские наукн в отличие от теологии.

[10] «Епикурово злѣйше учение и сие есть...» — Характеристика учения Эпикура заимствована из Лексикона Свиды.

[11] «Блюдитеся... по Христѣ». — Кол. 2, 8.

[12] «Учении... не скытайтеся». — Евр. 13, 9.

[13] «Аще кто... анафема да есть». — Гал. 1, 9.

[14]...«аггелъ съ небеси»... — Гал. 1, 8.

[15]...пророчицею Анною... — Анна, библейский персонаж, жена Елканы и мать пророка Самуила. Отдельные выражения из молитвы Анны действительно повторяются в «Псалтири» царя Давида.

[16]...«Господь убожитъ... сътворить его». — 1 Цар. 2, 7—8.

[17]...преже убо Саула, послѣ же Давида помазавъ ихъ на царехъ... — Пророк Самуил помазал на царство первого израильского царя Саула, когда он искал пропавших ослиц своего отца Киса. Царь Давид, младший сын Иессея, также помазанный Самуилом, пас овец.

[18]...к.ако Иосиф блаженый прославися въ Египтѣ... — История Иосифа рассказана в библейской книге Бытие: проданный своими братьям в Египет, Иосиф после ряда испытаний возвысился благодаря правильному истолкованию сновидений египетского фараона.

[19]...како же и Моисей въ толику высоту възнесенъ бысть... — Моисей — библейский герой, согласно преданию возглавивший исход евреев из Египта, где они пребывали в рабстве. Ему приписываются первые пять книг Библии («Пятикнижие Моисеево»).

[20]...не съ Христомъ събирающе пшеницю чистую... — Намек на известную притчу о сеятеле, который засеял свое поле пшеницей, а враг его посеял между пшеницей плевелы. Когда взошла зелень, появились и плевелы. На предложение рабов выбрать плевелы, сеятель сказал, что вместе с плевелами они могут выбрать пшеницу. То и другое нужно оставитъ до жатвы, а тогда плевелы сжечь, а пшеницу убрать в житницы (Мф. 13, 24—30).

[21]Иоаннъ Златоглаголивый — Иоанн (род. между 344 и 354 — ум. в 407 г.) — греческий отец церкви, за свое красноречие прозванный Златоустом (Христостомом).

[22]...«словесное и нелестное млеко»... — 1 Петр. 2, 2.

[23]...«Аще не обратитеся... небесное». — Мф. 18, 3.

[24]…«Аще кто... внити в не». — Мр. 10, 15.

[25]...«всякого человека... приити». — 1 Тим. 2, 4.

[26]...«въсияеть... неправедныя». — Мф. 5, 45.

[27]Отовсюду бо западных странъ и сѣверьскых... — В знаменитый Парижский университет, основанный в 1150 г., студенты действительно стекались из всех стран Европы.

[28]...бысть нѣкый муж... — Рассказ о парижском докторе Раймонде Диокре, любившем употреблять богохульные слова, Максим Грек заимствовал из жития основателя Картезианского ордена (основан в конце XI в.) епископа Брунона.

[29]...«велерѣчие... от устъ»... — 1 Цар. 2, 3.

[30]...«Нѣсть ученикъ... учитель его». — Мф. 10, 24—25.

[31]...«Разумъ... съзидаеть»... — 1 Кор. 8, 1.

[32]...строителю обители... — Строитель — эконом в монастыре.

[33]...«В ню же... изыдете»... — Мар. 6, 10.

[34]...«Всякъ... мужу бую»... — Мф. 7, 26.

[35]Различни бо иночьстии чинове суть у латынѣх... — Максиму Греку принадлежит специальное послание о францисканцах и доминиканцах.

[36]...«Пришлець азъ... отци мои». — Пс. 38, 13.

[37]...епитимиамъ приличным... — Епитимия — церковное наказание, заключающееся обычно в специальных постах, молитвах и проч.

[38]...народнымъ писаремъ... — В рукописи глосса: «сиречь дьяком».

[39]...якоже овци, не имуще пастыря. — Образ, часто встречающийся в Ветхом и Новом завете. См., например: Книга Чисел, 27, 17; Евангелие от Матфея, 9, 36; Евангелие от Марка, 6, 34; Первое послание апостола Петра, 2, 25, особенно — Книга пророка Иезекииля, 34, 2 и след.

[40]…«Не пецѣтеся... приложатся вамъ». — Мф. 6, 25 и 33.

[41]...по нефимоне... — Мефимон — церковная служба, отправляемая после вечери (повечерие).

[42]...новоначалникомъ... — Послушники, т. е. живущие в монастыре и готовящиеся принять постриг. В католических странах во времена Максима Грека новициат (послушничество) продолжался год.

[43]...«Взыскуйте... приложатся вамъ». — Мф. 6, 33.

[44]...«удръжание конци земли»... — Пс. 2, 8.

[45]...«Въцарися Богъ надъ языкы»... — Пс. 46, 9.

[46]...«Азъ же... от него». — Пс. 2, 6.

[47]…«Благодать вамъ... своего». — Мф. 25, 21 и 23.

[48]В том градѣ манастырь есть, мниховъ отчина, глаголемых по-латынскы предикаторовъ... — Монастырю Сан Марко покровительствовал Козимо Медичи. Он передал монастырь доминиканцам, целиком перестроил его (работы были поручены знаменитому архитектору Микелоццо Микелоцци, который завершил их в 1443 г.) и снабдил богатой библиотекой. В послании о францисканцах и доминиканцах Максим Грек пишет: «Честнѣйших и смирѣнейши норовомъ и чистѣйши житиемъ сут, иже от правила отца ихъ и началника Доминика, иже и предикатори наричются...»

[49]...нѣкый священый инокъ Иеронимъ званиемъ... — Иероним Савонарола (1452—1498), знаменитый флорентийский церковный проповедник, пытался бороться со злоупотреблениями духовенства; был казнен как еретик.

[50]...по вся дни всея святыя Четыредесятници... — Т. е. в течение всего Великого поста.

[51]...подражающимъ Закхѣя, началника мытаремъ, иже въ Евангелии... — Согласно Евангелию начальник мытарей и богач Закхей, когда к нему в дом вошел Иисус, сказал: «Господи! Половину имения моего я отдам нищим и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лк. 19, 2—8).

[52]...паче хвалимыя въ Евангелии двух ради лѣптъ, их же връгла въ даръ Божий! — В Евангелии рассказывается, что Иисус смотрел, как народ собирал деньги в сокровищницу храма. «Пришедши же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников своих, Иисус сказал им: «Истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу. Ибо все клали от избытка своего; а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое» (Мр. 12, 42—44. Ср. Лк. 21, 2—4). Лепта — мелкая греческая монета.

[53]...къ концу пятолѣтных учений его... — На основании этого свидетельства И. Денисов считает, что Максим Грек слушал проповеди Савонаролы, начиная лишь с 1493 г.

[54]...«Горе вамъ... възбраняете имъ». — Мф. 23, 13.

[55]...яко и съборную ихъ заповѣдь послати ему... -— Бреве (папское послание), приглашающее Савонаролу в Рим, помечено 21 июля 1495 г. Бреве, запрешающее Савонароле проповедь, послано 8 сентября 1495 г., бреве с отлучением Савонаролы — 13 мая 1497 г.

[56]...«Но, да не на множае... от человекъ». — Деян. 4, 17.

[57]...«Желаниемъ... с вами». — Лк. 22, 15.

[58]...«Желаю... быти»... — Флп. 1, 23.

[59]...«Мнѣ же... приобретение». — Флп. 1, 21.

[60]...избравше нѣкоего зенерала именемъ Иакымъ... — Джиоакимо Турриано, генерал ордена доминиканцев. Наряду с ним в процессе Савонаролы принимали участие Франческо Ромолино, позднее кардинал.

[61]Пришед же онъ въ град Флоренцискый... — Это было 19 мая 1498 г.

[62]Им же повинувшеся, неправеднии онии судии сугубою казнию осудишя его и ины два священныя мужа... — Приговор Савонароле вместе с фра Доменико и фра Сильвестро был вынесен 22 мая 1498 г.; на следующий день они были казнены.

[63]...Александръ тогда бѣ, Александръ, иже от Испании... — Родериго Борджиа, испанец по происхождению, взошедший на папский престол под именем Александра VI (1492—1503).

[64]...«Свѣдѣтельствую... разуму». — Рим. 10, 2.

[65]...«Что ми глаголете... повелѣваю вам?» — Лк. 6, 46.

[66]...«Всякъ слышай... мужу бую»... — Мф. 7, 26.

[67]Твоея же ради вины и пять оны девы буи нарекошяся и внѣ чрътога небеснаго затворишася. — Имеется в виду следующая евангельская притча. Из десяти дев, которые вышли со светильниками навстречу жениху, пять было мудрых и пять неразумных. Мудрые вместе со светильниками взяли масло, а неразумные нет. У неразумных дев стали гаснуть светильники, и они вынуждены были отправиться покупать масло. Между тем пришел жених, и мудрые девы вошли с ним на брачный пир. Когда вернулись неразумные девы, они не были впущены (Мф. 25, 1—12).

[68]Такожде и въшедый въ мысленыя бракы не въ одежу брака... — Имеется в виду другая евангельская притча. Царь, устроив для своего сына брачный пир, вошел посмотреть возлежащих и увидел человека, одетого не в брачную одежду. Тогда царь приказал слугам: «Связавши ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму кромешную: там будет плач и скрежет зубов» (Мф. 22, 2—13).

[69]....«Отступите от мене... познахъ васъ». — Мф. 7, 23.

[70]...«Аще и предамъ... ни едина». — 1 Кор. 13, 3.

[71]...«Суд... милость»... — Иак. 2, 13.

[72]...«Вонъ... творит лжу». — Апок. 22, 15.

[73]«Блаженъ... убога»… — Пс. 40, 2.

[74]...и съ нищененавидцом богатом съжигаемъ... — Намек на знаменитую притчу о богатом и Лазаре (Евангелие от Луки, 6, 19—31), рассказывающую, что богач попал в ад, так как наслаждался всеми благами при жизни; нищий же Лазарь за свои страдания после смерти был взят «на лоно Авраамово».

В сочинениях Максима Грека впервые в русской литературе появляется тема предопределения, неумолимого рока. Фатализм, а это не то же, что вера в божественное провидение, несовместим с христианством — это хорошо понимал Максим Грек. Но в особой запальчивости, с которой писатель ополчается на людей, верящих в предопределение, в фатум, слышатся ноты личной обиды и горечи. Это не удивительно: что иное, как неумолимый рок, привело ученика итальянских гуманистов в застенки Иосифо-Волоколамского монастыря?

Удивительна жизнь Максима Грека, начальный период которой благодаря исследованиям И. Денисова мы знаем теперь неплохо. Максим Грек, в миру Михаил Триволис, родился в греческом городе Арте около 1470 г. В 1492 г., подобно многим своим соотечественникам, Михаил отправляется для завершения образования в Италию — во Флоренцию. Здесь он познакомился с гуманистани Анджело Полициано, Марсилио Фичино и другими знаменитостями, которыми была богата Италия эпохи Возрождения. Побывал он также в Болонье, Падуе, Милане; в Венеции Михаил, по его словам, «часто хаживал книжным делом» к известному издателю Альду Мануцию. В 1498 г. он обосновывается в Мирандоле у Джанфранческо Мирандола, племянника знаменитого гуманиста Джованни Пико делла Мирандола. Но из всех впечатлений, вынесенных из Италии, наиболее сильными оказались впечатления от проповедей Иеронима Савонаролы; влиянием идей Савонаролы объясняется решение Михаила постричься в доминиканском монастыре Сан Марко, который еще был полон воспоминаниями о великом флорентийском реформаторе. В Сан Марко Михаил пробыл недолго — с 1502 по 1504 г.; неспокойная душа не давала ему долго оставаться на одном месте. Он навсегда покидает Италию с тем, чтобы обосноваться на Афоне, где Михаил под именем Максима постригся в Ватопедском монастыре. Этот момент был переломным в жизни писателя: отныне он отрекается от своих прежних гуманистических увлечений и целиком предается изучению богословия.

Однако спокойная жизнь Максима продолжалась недолго: в 1516 г. по запросу великого князя Василия III Максим выезжает в Москву для перевода Толковой Псалтири. Несмотря на многочисленные просьбы ученого переводчика, московские власти так и не отпустили его обратно на Афон, используя для перевода и исправления других книг. Жизнь Максима оказалась навсегда связанной с Россией.

Михаил Триволис становится Максимом Греком, одним из наиболее плодовитых и разносторонних русских писателей XVI в.

В Москве Максим Грек собирает вокруг себя целый кружок образованных русских людей, которые приходили к нему в келью в Чудов монастырь «говаривать с ним книгами». В это время Максим познакомился и сблизился с Вассианом Патрикеевым и примкнул к партии нестяжателей — противников монастырского землевладения. Это предопределило его дальнейшую судьбу. В 1525 г. Максим Грек предстал перед церковным собором, на котором писатель был обвинен в ереси, в сношениях с турецким правительством (в настоящее время доказана полная несостоятельность этого обвинения) и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь. Вторично Максим Грек был вызван на собор 1531 г., на котором ему был предъявлен целый ряд новых обвинений, в частности в порче богослужебных книг. Писатель был вновь осужден, на этот раз вместе со своим другом Вассианом Патрикеевым, и сослан вторично — в Тверской Отроч монастырь под надзор тамошнему епископу Акакию. Лишь в 1551 г, за пять лет до смерти, по ходатайству игумена Троице-Сергиевой лавры Артемия Максима Грека перевели в лавру. Здесь он умер и был похоронен.

Литературное наследие Максима Грека обширно и многообразно. Несмотря на наличие ряда серьезных работ, посвященных жизни и творчеству писателя, в целом его сочинения и переводы изучены еще очень поверхностно; многие из них до сих пор не издавались, издание других не отвечает современным научным требованиям. В этой книге публикуются лишь два сочинения Максима Грека. Первое — это послание «о фортунѣ» (адресат его неизвестен), ярко характеризующее общественную атмосферу в Древней Руси XVI в., когда приобрели популярность сомнительные, с точки зрения ортодоксального христианства, мысли, в том числе астрологические и фаталистические идеи (ср. также публикуемую в данном томе переписку Максима Грека с Федором Карповым). Второе — это знаменитая «Повѣсть страшна и достопамятна», в которой содержится подробный рассказ о деятельности и гибели Иеронима Савонаролы. Точной датировке эти сочинения не поддаются — как и большинство творений Максима Грека. Сочинения издаются по рукописи: РГБ, ф. 37, собр. Большакова; № 285, лл. 137 об.—145 (гл. 55) и лл. 271 об. — 196 (гл. 71), содержащей авторскую правку. Два исправления во втором сочинении («кождо», «съкрывающих» вместо читающихся в рукописи «кожо», «съкрывающим» — лл. 284 об., 296) внесены по рукописи также с авторской правкой РГБ, ф. 256, собр. Румянцева, № 264, лл. 232, 239.

В переводе и комментарии учтены переводы обоих сочинений в издании: Сочинения преподобного Максима Грека в русском переводе. Ч. I—III. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1910—1911, а также отрывки из «Повѣсти страшной и достопамятной» и комментарий к ним в кн.: Denissoff E. Maxime le Grec et l᾽Occident: Contribution à l᾽histoire de la pensée religieuse et philosophique de Michel Trivolys. Paris; Louvain, 1943.

ПОКАЗАТЬ МАТЕРИАЛ